Вот почему, так сказать, «безбожие» светских государств Европы — не вечное. Они только отдохнут от «богов» и возвратятся к Богу (Единому); но к «католичеству» уже никогда не вернутся, не вернутся вообще к «магическому» на земле и в человеке. Что такое «кафоличность»? Универсальность. Образуют ли «тело церковное» народы? На прямой этот вопрос все скажут — «да»! Но вот проверка этой кафоличности. Известно, что папа, раньше чем изибраться кардиналами, выбирался народом — да, прямо чернью! криками горожан римских! Вот если бы вместо «завтраков бедным» папа сказал: «я в союзе с народом и хочу быть любимым от народа пастырем, а ради этого распускаю дипломатическую канцелярию — и пусть меня по-прежнему, по-древнему выбирает добрый римский народ». Тогда в демократизм его можно было бы серьезно поверить. Скажут: «невозможно, трудно», но «разве есть что невозможного для Бога»? На то есть «магическое» в истории, «сверхъестественное». Если бы Лев XIII, распустив или понизив коллегию кардиналов, «непогрешимо ex cathedra» изрек: «преемник мне да будет избран добрыми римлянами, моими возлюбленными детьми», то он тотчас же от ложной и иллюзионной магии, поднявшейся до неба, и перешел бы в настоящее «священство», не большое, не высокое, но подлинное. «На всех людей падает по лучу от Бога, а на меня — два луча». Это вовсе не то что сказать «на меня падают все лучи от Бога, а на человечество — ни одного».
Нужно отменить «Index librorum»[6] — вот «свобода». Надо отлучить от теперешней церкви всех инициаторов инквизиции, тогда и Франция, и Италия воскликнут: «Мы слышим голос нашего возлюбленного отца!» Вот соединение с человечеством. Не для чего «аллегорически» омывать нищим ноги в такой-то торжественный день в торжественной церемонии: надо просто-напросто в точности начать омывать ноги человечеству. Ибо ноги эти — усталые, ибо ноги эти изъязвленные. Тогда он (Лев XIII) может молиться усерднее Франциска Ассизского; и без дружбы с Либкнехтом народные массы от Лабы до Сены закричат: «Он сошел к нам, он среди нас, он наш». И как для папы ни один блузник не перекрестится и тем гордо и честно выдерживает свою, может быть, минутную природу, убеждение, предрассудок, так папа пусть молится св. Марии с прежним тысячелетним усердием, вовсе не подражая блузнику. А то делаются попытки к какому-то взаимному переодеванию: «я немножко переоденусь блузником, — ну, чуть-чуть, для виду; и пусть обратно блузник читает каждый день по разу Ave Maria, да громко читает, чтобы это короли и министры слышали». Но эта «комедия переодеваний» как бы не перешла, да уж и переходит, в «комедию ошибок».