Журнал «Посев» № 3 (1590) - март 2010 (Неизвестен) - страница 56

Энтузиазма среди красных войск никакого. Какая-то заученная политграмота и робкое оглядывание на начальство и политкомов. Инициативы никакой, наоборот, боязнь её. Боязнь также как-нибудь разоткровенничаться с окружающим населением. Люди ушли в себя и думают какую-то очень и очень невесёлую думу. Но проклятый советский режим заставил их и думы спрятать под личиной тупого равнодушия.

Вот «творцы самой счастливой жизни» перед нами, и ужас и горе закрадываются в души тех, кто ещё любит Россию и надеется на возрождение её народа.

1940 год

Второе письмо из Прибалтики

18–19 октября, по договору, красноармейские части перешли в районе Х. границу, и двинулись походным порядком, а частью поездами для занятия обусловленных пунктов на островах и в Н. порту. При переходе состоялась официальная встреча, игрались взаимно Интернационал и местный гимн и произносились дружественные речи. Путь следования был ограждён полицией, частями гражданской самозащиты, и население не подпускалось ближе известной дистанции для предупреждения провокаций. Магазины и частные дома на пути следования советских войск были закрыты, и всё прошло в порядке.

Местных коммунистов, пробовавших кое-где поднимать голову, заблаговременно выслали с мест на пути следования красных войск или арестовали. Какая-то группа местных коммунистов явилась в полпредство с изъявлением своих чувств и предложением услуг. Их любезно приняли, записали фамилии и сообщили о том местной политической полиции, которая немедленно арестовала делегатов. Подобное происходило и при других попытках местных коммунистов входить в контакт с частями красной армии. Указанные факты, как будто, несомненны и произвели здесь большое впечатление.

От половины октября участились визиты в Н. гавань советских миноносцев, команды которых спускаются на берег, разгуливают по городу, привлекая к себе общее внимание.

Бросаются в глаза: малый рост, истощённость, робость до пугливости, неразговорчивость, подчёркнутая, иногда, неумело смешная вежливость, трудность различить по лицу матроса от офицера, слабая добротность обмундирования и стремление, по-видимому, по приказу, ходить не в одиночку, а группами по 3–4 человека. У всех почти есть деньги, с которыми они бросаются на закупки, главным образом, ботинок, белья, часов, портсигаров, ювелирных безделушек и пр.

Деньги у них есть вот почему: советские червонцы, как известно, не котируются на международной бирже, но по советской официальной расценке, стоит около 16 крон. Фактическая же цена его на чёрной бирже равна 2 кронам, т. е. эквиваленту того, что у нас можно купить за 2 кроны, а в советской России за червонец. Советские матросы, находясь в заграничном плавании, при спуске на берег в иностранных портах получают свои деньги в соответствующей валюте, согласно не чёрно-биржевому, а официальному курсу. И, следовательно, могут купить на эти деньги в 8 раз больше, чем дома в СССР. В результате получается очень интересное и поучительное явление для советских людей: магазины в «голодающей и изнывающей от капиталистического гнёта» загранице ломятся от разнообразных товаров, продаваемых без очередей, карточек, талонов и пр., по ценам, более дешёвым во много раз, нежели дома…