Читать я научился рано. Ну, и стал читать. Гулять мне разрешали только в пределах двора, вокруг которого дедушка когда-то по молодости выстроил здоровенный забор. И ходил я по двору, разговаривая со своими книжными героями, не видя вокруг Себя никого, кроме снующей взад-вперед бабушки, иногда захлебывающегося весельем дедушки, и совсем иногда — призрачного папу, у которого хватало времени только закрыться в маленькой комнате, чтобы поесть, отлежаться и, бурно подавив мамины проблески возмущения, опять надолго исчезнуть.
"Да, воспоминаньица, — подумал я, вернувшись к реальности. — Что же дальше?"
И я снова провалился в воспоминания. Помню, что какая-то болезнь. И моя вконец перепуганная мама, задолжавшая всем бабушкам и дедушкам, начала таскать меня по разным докторам, профессорам и колдунам. Одни заглядывали, тыкая металлической ложкой, мне в горло, другие — слушали, то через стетоскоп, то просто с умным видом прикладываясь ухом, третьи — крестили, шепча и выпучивая глаза. А я все худел и худел, превращаясь в маленькую высушенную мумию. Я совершенно отказывался есть. И вдруг моя любящая мама обнаружила, что я ем только сладкое: конфеты, торты и даже просто сахар, отказываясь от всего другого. Откуда маме было знать, что это обычная нехватка кальция? Что меня просто нужно было кормить мелом. И, как мне сейчас известно, кальций в основном находится в сладком. Но мать все же спасла меня, убив окончательно зубы, обмен веществ и все нервные окончания. Спасла, подкладывая сахар во все, что возможно. Я выжил и перед тем, как идти в первый класс, был похож на маленькую, бледненькую, дрябленькую и жирненькую свинью.
А со школой, в которую я должен был пойти, была вообще интересная история. Школа стояла на границе двух районов, печально известных «Боржома» и «Амура», которые еще в дореволюционные времена чего-то не поделили и все время дрались, стрелялись, в общем — ссорились. Веселый был райончик: то вилами проткнут кого-то, то участкового повесят на фонаре. Потому меня и не выпускали гулять за забор. Но ведь все равно выйти когда-нибудь да пришлось бы. Вот я и вышел.
Открылась новая школа. В двух вечно ссорившихся районах школы были переполнены. Поэтому переполненные школы начали радостно отдавать лишних учеников. Думаю, что не самых лучших. Ну что ж, первые яркие воспоминания детства. Сейчас буду вспоминать. Школа, конечно же, была в своем роде уникальна. По тем временам запретной была литература, запретными — кинофильмы о преступной жизни западной молодежи. Я там не бывал, но я был в своей школе. Но я знаю, я глубоко уверен, что любой преступный лидер молодежи Запада — если бы хоть раз в жизни увидел Ваську-Морду, или Ленчика- Хрюню, или, не дай Бог, всеми уважаемого Компота, — он бы понял, этот лидер, что он вовсе и не лидер, а подготовишка. Я до сих пор помню отчаянные вопли учителя физкультуры, которого — я подчеркиваю — восьмиклассники запихнули в тумбочку и выбросили со второго этажа. Я помню нашего историка, маленького краснорожего мужичка, и помню выражение его красной рожи, когда местные «индейцы» вместо копий забрасывали его лампами дневного света. Я очень хорошо еще помню, хотя это и скрывали, что все учителя получали двойные ставки и зарплату техничек. Это был единственный способ их удержать.