Небрежно и брезгливо оглядел он место моей работы, полупьяных начальников, почему-то вдруг вставших по стойке "смирно".
Пойдем! — сказал он. И я пошел Я любил своего отца.
— Лаборантом будешь работать.
Да кем угодно! — махнув рукой, икнул в знак согласия я. У меня к тому времени был уже первый разряд. "Мастер КИПа" — гордо именовалась моя профессия.
Ну, а пока, — сказал отец, — начало лета… и я нашел тебе отличную работу.
Будильник мне дала мама. Ого-го какой! Он с трудом, но все же будил меня Открыв глаза, я вскакивал. "Быстрей, быстрей!" — мысленно подгонял я себя Схватив ключи, сбегал со второго этажа преподавательского домика, вслепую открывал обшарпанную дверь в неказистое здание, подбегал к микрофону, падал на стул и, встряхнувшись, включал тумблер, после чего невероятно бодрым голосом, изо всех сил изображая убедительность, четко и властно заявлял.
По лагерю объявляется подъем! С добрым утром, товарищи!
После чего валился на заранее приготовленную, стоявшую рядом раскладушку и спал до тех пор, пока не просыпался.
Помню, как ругал меня заместитель начальника лагеря по спорту за то, что я однажды забыл выключить тумблер, и сладкий здоровый храп в течение получаса разносился по лагерю, пока несколько преподавателей взламывали дверь радиорубки. Какие жуткие муки за шестьдесят рублей в месяц!
Я представляю, сколько проклятий бедные студенты обрушивали на мою голову, слушая мои заявления по радио И еще была махонькая бабушка преподаватель, старенькая, трясущаяся, которая никак не хотела уходить на третью уже по сроку пенсию, а все мучила и мучила несчастных студентов. Все прекрасно знали, что не смогут ее выдворить никогда — уж слишком она была заслуженной и почтенной. Еще все знали, что умрет она прямо на паре, читая свою любимую эстетику. Хорошенькое же представление об эстетике было у наших студентов!
Добрая, трясущаяся бабушка однажды поймала меня возле родной рубки и, буквально рассыпаясь, очень долго объясняла, как я скуп в своих объявлениях. Она утверждала, что обязательно нужно говорить:
"С добрым утром, дорогие товарищи!" и объявлять год, месяц, число и день, температуру воздуха и воды.
Я слушал ее, и мне становилось страшно. Я представлял, сколько же человек желают бабушке поскорее оставить этот мир. Но, видимо, из этих пожеланий она брала силу Сумела таки приспособиться, волшебная старушка.
Объявлять все это я, конечно же, не объявлял, но жизнь моя превратилась в жизнь настоящего разведчика, который ни в коем случае не должен попасться на глаза страшной «тяфочке» (так почему-то студен ты называли старушку) Я понимал, что второй такой беседы просто не перенесу. Потому что на половине первой мне уже хотелось хохотать, кричать, бегать, хлопать в ладоши, и только внезапно нахлынувшее уныние с отупением спасло от шока бедную старушку.