Через неделю моей странной работы на подхвате меня допустили к приему заявок от организаций и комендатуры. Я мило улыбалась курьерам и фельдъегерям, а если заглядывали сами хозяева-работодатели, я была вообще самым милым существом на планете в надежде, что рано или поздно один из этих серьезных дядек заберет меня от моей тезки.
Но время шло, я честно работала. На меня взвалили кроме прочего еще разбор никому не нужных отзывов о работниках. Если как я слышала, глядящие все отзывы печатали в паспорта, и никуда человеку было не деться от клейма с замечанием, то мы должны были еще картотеку вести и на работу по требованию комендатуры отсылать человека имеющего замечания права не имели. И я, раздав бланки в коридоре для заполнения, спешила в кабинет выписывала фамилию посетителя, бежала в соседний архив по фамилии искала отзывы и выписывала их на тот же листок, если находила. Работы постоянной в городе было не так много, как хотелось бы. И очереди к нам никогда не иссякали. Разве что три недели спустя, когда к городу подошли партизаны, и гарнизонные солдаты на улицах стали строить баррикады, только в те дни к нам пришло за работой не много людей.
Дивизии Заборнова, которые должны были отвести в нашу волость, не спешили появляться, и партизаны откровенно впали в раж, совершая налеты на колонны и взрывая поезда идущие на фронт. Я с улыбкой думала о том, что среди них где-то и Артем воюют. Готовит и проводит акции, радуется успеху, и может быть, спокойными вечерами вспоминает меня. То, что ему вообще-то есть, кого вспоминать, кроме меня, я не думала. Что такое жена, которую он не видел два года? Миф, абстракция. О своих странно возродившихся чувствах к нему я рассуждала с нездоровым цинизмом. Мол, как исчезли вокруг молодые красавцы офицеры шрамы, так я и о матером партизане Артеме вспомнила. Я улыбалась такому отношению самой к себе, но ничего поделать не могла.
Вечера я проводила в ресторане или с книгами в номере. Читала я теперь вместо сказок исключительно старую классику, находя в ней странное успокоение. Пока там разберешься в витиеватых фразах или неакцентированном сюжете, уже с головой уйдешь в книгу, и тебя только в три ночи разумность из нее вытащит, которая скажет, что пора спать.
А когда отдыхала после работы в ресторане, я сидела в основном со своей соседкой на несколько лет меня старше. И если она, не скрывая просто клеила парней из шрамов, что проездом останавливались в гостиничном комплексе, то я лишь составляла ей компанию, оценивая ее выбор. Но даже когда я куксилась, видя какую образину она "забронировала" на ночь, я слышала от нее только смех и слова, мол, я ничего в мужчинах не понимаю. Я говорила, конечно, куда нам… но ее эта вечерняя охота даже меня увлекала нешуточно. Я смотрела, как она охмуряет мужчин, как она делает их невероятно расслабленными, послушными. Как они буквально теряют волю, если она, внимательно-улыбчиво глядя им в глаза, чуть ли не за ушком чесала. Я искренне думала, что так никогда не научусь. И когда ее приятели поглядывали в мою сторону, я только в глубине души странно радовалась. Странное было состояние. Дикое.