– Могу я поговорить с товарищем Аносовым?
– …
– А когда он будет?
– …
– А не подскажете как его имя, отчество?
– …
– Спасибо большое!
Дописав полученную информацию в тетрадку, Оля порвала первое письмо и конверт, а ходатайство переложила в новый. Затем направилась в кабинет директора. Школа была пустынной, первая смена закончила свою работу, вторая еще не пришла. Оля уже знала, что директор обычно сидит в школе до пяти, затем уходит домой. Постучав к нему в кабинет, Оля вошла, и достала ходатайство.
– Здравствуйте Николай Васильевич!
– Чего тебе, Стрельцова?
– Николай Васильевич, я вас очень прошу, и вот ходатайство с МГУ, разрешите мне сдать экзамены за среднюю школу. Прошу вас, поверьте мне, это очень важно, не только для меня.
Внимательно прочитав ходатайство, он откинулся на кресле и разглядывал Олю как какое-то диковинное животное. В глазах его была та непередаваемая смесь презрения и превосходства, которое испытывает ничтожная личность, имеющая власть над другим человеком.
– Шустрая ты девушка, Стрельцова. Без году неделя в Москве, а уже ходатайство профессора принесла.
– Вы знаете, Николай Васильевич, я еще разговаривала с одним из журналистов «Вечерней Москвы» Аносовым Виктором Степановичем. Он обещал о вас, и о нашей школе репортаж написать, и сказал, что придет на выпускные экзамены, посмотреть, как меня опрашивать будут, я сказала, только самым строгим образом. Николай Васильевич, допустите меня к экзаменам, поверьте, я никогда этого не забуду, сделаю и вам, и школе, в недалеком будущем много хорошего и полезного.
– Напрасно ты это делаешь Стрельцова. Я тебе сказал, раньше чем через год ничего у тебя не получится. Можешь сюда хоть всех журналистов приводить. Мы еще посмотрим, откуда ты приехала, попросим характеристику прислать. Почитаем, что они нам напишут. Может так случиться, что и через год я не смогу тебе дать разрешение на досрочную сдачу. А не нравится, иди в другую школу. Посмотрим, что тебе там скажут.
Николай Васильевич с удовольствием рассматривал готовую расплакаться девочку, стоящую с опущенной головой, и думал, что она будет делать, дальше просить, или начнет плакать. А вот когда она начнет плакать, он поставит на ходатайстве этого профессора резолюцию, вернуться к рассмотрению этого вопроса через год. Его подмывало написать это уже, но нужно дождаться пока она расплачется. Иначе не будет настоящего педагогического эффекта, Оля должна почувствовать строгость, и научиться подчиняться.
Николай Васильевич оскорбился, если бы кто-то посмел назвать его скрытым садистом. Он педагог, и то, что он испытывает удовольствие от своей работы, просто означает, что это его призвание, воспитывать детей, учить их послушанию.