Он улыбнулся мне с жаром в глазах, а затем поспешил прежде, чем мы были бы пойманы. Я смотрела ему вслед, мое сердце наполнилось радостью.
Остальная часть дня прошла в мечтательном тумане, частично из-за волнений по поводу свадебной подготовки и еще из-за того, что случилось с Кириакосом. У меня были смутные представления о нашей брачной ночи, но мои представления никогда не приближались к реальности. На самом деле я протанцевала весь остаток дня, в нетерпении стать женой Кириакоса, снова и снова заняться с ним любовью.
Свадьба проводилась в нашем доме, так что было полно работы (наряду с моей собственной подготовкой), чтобы отвлечься. Поскольку приближалось время церемонии, я помылась и одела свадебный наряд: туника цвета слоновой кости из хорошего материала оборачивала вуаль пламенного красного цвета. Я должна была встать на колени чтобы моя мать могла приспособить вуаль, заработав много шуток по поводу моего роста от моей сестры.
Не имело значения. Ничего не имело значения кроме как быть навсегда вместе с Кириакосом. Вскоре гости начали прибывать, и мой пульс участился. Ожидание и дневная жара заставили меня вспотеть, и я сокрушалась, что испорчу платье.
Кто-то крикнул, что Кириакос и его семья приближаются. Волнение в воздухе, разделенное всеми, стало более ощутимым. Все же, когда Кириакос прибыл, он ворвался прямо в дом, нарушая тем самым традиционную процессию и торжественную церемонию, которые должны были состояться. В течении половины секунды я думала, что Кириакос, в своей горячей любви ко мне, просто не мог дождаться окончания церемонии. Я была быстро просвещена.
С полным ярости лицом он подошел к моему отцу. — Мартанес, — прорычал Кириакос, тыкая пальцем в лицо моего отца. — Ты оскорбишь меня если думаешь, что я доведу эту свадьбу до конца.
Мой отец был явно озадачен, ему было не легко осознать. Люди отчитывали меня за мой острый язык, но это было в основном из-за того, что я была женщиной. Я и в половину не было так плоха как мой отец, и он запугал много мужчин в два раза больше его. (В этом была печальная ирония, что, в то время как я была слишком высока для женщины, мой отец был слишком низок для мужчины.) Несколько мгновений спустя, мой отец разразился свойственной ему гневной тирадой.
— Конечно доведешь! — воскликнул он. — Вы помолвились. Мы заплатили приданное.
Отец Кириакоса был там, и судя по его элегантной одежде и удивленному выражению лица, для него это тоже было новостью. Он положил руку на плечо сына.
— Кириакос, в чем дело?
— В ней, — сказал Кириакос, указывая пальцем на меня. Его пристальный взгляд переместился на мое лицо и я вздрогнула от такой силы, как-будто меня хлопнули. — Я не женюсь на дочери-шлюхе Мартанеса.