…
Только когда ступоходы «Хоплита» визгливо царапнули камень, а динамический удар при касании тверди заставил застонать амортизационные системы пилот-ложемента, Иван понял — он жив.
— Файзулло? — Хрипло выдохнул он в коммуникатор.
— Порядок, джелави… — Таким же тяжелым, надорванным голосом ответил ганианец.
— Где учился водить серв-машину?… — Таманцев, не смотря на навалившуюся свинцовую усталость, продолжал анализировать их дерзкую вылазку, приходя к неизбежному выводу, оба действовали как единое целое, понимая друг друга без слов, и в результате сумели не только нанести ощутимый удар по врагу, но и отступить, не подставившись под массированный ответный огонь.
— Истинный воин должен уметь многое. — Пришел по связи лаконичный ответ.
Как прихотлива судьба… — невольно подумалось Таманцеву. Впервые увидев Файзулло, он сумел рассмотреть лишь хитрого ганианского отморозка, но вот он рядом, теперь уже друг, боевой товарищ с которым вместе только что вырвались из едва не захлопнувшейся ловушки огненного ада.
Истинный воин.
Вот парадокс цивилизации Ганио, скрывающаяся под налетом кажущейся дикости, глубинная черта характеров обитателей Колыбели Раздоров — пусть не все, но часть из них, сохранившая традиции предков, в критических ситуациях способна подняться выше мелких помыслов, отвергнуть сиюсекундную выгоду, когда затронута честь воина.
Мысли, промелькнувшие в рассудке Таманцева, нарушил голос в коммуникаторе.
Вызывал Лаймел:
— Иван машины вышли из леса. Они начинают атаку!
* * *
Флора, затаив дыхание, следила за вылазкой Ивана и Файзулло.
Никто из живущих на Роке не полагал, что в мире существуют силы, по сравнению с которыми атака метаморфов покажется незначительным происшествием, не более.
Лес по обе стороны от Дороги Отчаянья (ее еще называли «Путь Обреченных») полнился неведомым доселе противником, беспощадным, бездушным, ни Тени ни Эмгланы не чувствовали ее приближения, привычное мироощущение внезапно отказало, и только зрение да слух воспринимали страшную, неведомую разуму динамику скоротечного боя.
Он длился семь с половиной минут.
Семь минут все содрогалось, как при землетрясении, хотелось зажмуриться, но страх перед картинами тотального уничтожения, когда целые гектары леса охватывал огонь, вырванные с корнем деревья взлетали в воздух, будто щепки, падали, объятые пламенем, валились, подрубленные лазерными лучами, открывая страшные, исковерканные, безжизненные пространства новоявленных просек, а из глубин кипящего котла схватки били волны агонии обитателей леса…
Хотелось зажмуриться сказать: это не со мной, такое не может происходить, но глаза Флоры оставались открыты, ее взгляд, леденея, следил за хлесткими снарядными трассами, что били по двум серв-машинам, которые, вместо того, чтобы отступать к Рубежу, вдруг намерились атаковать.