Кто такой? Как фамилия?.. — оживился Карнизов. — Надеюсь, про государя там ничего?
Устиша слизнула капельку.
У него и фамилия такая смешная была — Дурново...
Нет, такого не знаю... Ну, и что жилец?
Аполлон Данилович?.. — Устиша на секунду вскинула глазки. — Да ничего! Всей прислуге он нравится.
Поручик усмехнулся:
Нравиться прислуге его удел...
У него чисто всегда. И на доброе слово щедрый.
А, скажи, хозяйке он... нравится?
Девушка отставила чашку, задумалась:
Госпожа разрешает ему работать в библиотеке. Вот все, что я могу сказать.
И что же?! Они сидят в библиотеке и читают книжки? И все? — Карнизов взглянул на Устишу критически.
А что еще? — не поняла девушка.
Ну как же! — поручик, усмехаясь, подмигнул горничной. — Даже монаха и монахиню не следует оставлять наедине, как говорится. А в библиотеке такой удобный диванчик... И дверь берется на запор, я заметил.
У Устиши порозовели щеки:
Что вы такое говорите, господин офицер!.. — она встала.
Ну, хорошо, хорошо!.. — Карнизов сделал успокаивающий жест. — Ничего дурного я не имел в виду. Пей кофе. Сладко?.. Подливай еще.
Сладко... да...
Устиша опять взяла чашку и пригубила. Черная капелька медленно поползла по стенке чашки. Поручик следил за движением капли, руки его дрожали на колене. Девушка посмотрела на каплю:
Какая чашка, однако!.. — и аккуратно слизнула капельку; язычок мелькнул меж губами.
Какая?..
Неудобная. Пачкается... — и опять показался язычок.
Карнизов стал бледен, губы его мелко вздрагивали. Он глядел — прямо-таки воткнулся взглядом в чудный язычок Устиши — красненький и влажный... такой сильный язычок... Язычок подхватил новую каплю и исчез...
У Карнизова негромко клацнули зубы.
Девушка услышала и взглянула на собеседника. Увидела, в каком тот пребывал состоянии, увидела, что он смотрит на губы ее; догадалась, что только что он смотрел на ее язычок. Нешуточное возбуждение этого странного человека насторожило, а затем и испугало ее. От этого неожиданного открытия — что именно ее язычок кого-то возбуждает — Устиша поперхнулась. Откашлялась, плотно сжала губы. Чашка задрожала у нее в руке.
Дыхание Карнизова от любовного томления участилось, стало шумным; глаза заблестели; скрипнули сапоги.
Ну... что же ты не пьешь? Пей... пей... это сладко...
Устиша так разволновалась, что лицо ее покрылось пятнами.
Нет. Я, пожалуй, пойду... Спасибо за угощение, — она поднялась и направилась к двери.
Карнизов от разочарования едва не застонал:
Куда же ты! Приходи еще завтра...
Потом, потом... — и Устиша, подхватив ведро и корзинку, поскорее выскользнула из зала. — Вы пойдете на службу... — это донеслось уже из-за двери.