Нет, правильнее было бы выразиться иначе: не «хоть и стихотворную», а точную и строгую именно потому, что стихотворную:
Мы направлялись в гости. Он с собой
Взял и меня, чтоб одному домой
Не возвращаться в стуже долгой ночи.
Он ликовал: «Путиловский рабочий,
Как говорится, парень от станка,
Работает инструктором Цека.
Жена — бабец что надо, одесситка,
Моя приятельница»... Вот калитка
И с мезонином деревянный дом.
Они в хоромах стали жить потом...
Сама хозяйка нам открыла дверь.
Что в отошедшем вижу я теперь?
Авторитарную непринужденность;
Ее шифоновое платье; склонность,
Однако, там, где нужно, к полноте;
При этом ноги тонкие; и те
Глаза, что нравились великороссам —
Тем выдвиженцам кряжистым, курносым;
На слишком выпуклой груди янтарь;
Партийно-артистический словарь...
Нам приготовили домашний стол.
Был лишь один нерусский разносол —
Со шкваркой редька. И лафитник с горькой
Был позлащен внутри лимонной коркой,
И смех, и «я люблю лесную глушь»,
И как-то странно появился муж, —
Как будто ниоткуда, не из двери.
Воображенье или суеверье?
Он был урод. Он был колдун-урод!
Почти что карлик. Был наполнен рот
Несхожими зубами — будто в разных
Ртах реквизированными. Приказных
Снабжали, вероятно, в старину
Глазами из такой слюды. К окну
Он резко подошел и к нам спиною
Зачем-то постоял перед ночною
Безмолвной тьмой, придвинув лоб к стеклу,
И, повернувшись, пригласил к столу.
Тост произнес. «Так, значит, мы соседи», —
И перестал участвовать в беседе.
Поэт с хозяйкой вспоминали юг,
«Зеленой лампы» одаренный круг,
Потом он стал читать. Читал с подъемом,
Со свистом, звоном, щелканьем и громом.
Хозяйка сделала глазами знак:
Мол, восторгись. Хозяин-вурдалак
Сказал, вульгарно ставя ударенье:
«Иметь было бы неплохо точку зренья:
Вы пограничник иль контрабандист?
А стиль у вас, что говорить, речист».
Кто мог предположить, что мы в берлоге
Бесовской? Что уродец кривоногий,
Сей недоумок бедный сатана,
В чьих рукавицах смерть заострена...
Этот портрет хозяина «салона» написан, конечно, не только по живым тогдашним впечатлениям. На тогдашние явно наложились более поздние, когда вчерашний путиловский рабочий, ставший инструктором ЦК, превратился в вурдалака, под взглядом которого покрывались холодным потом даже главные властители страны. Но меня этот стихотворный мемуар привлек портретом не хозяина, а — хозяйки. Дама, стало быть, была не только любвеобильная, но и литературная и к роли хозяйки литературного салона примеривалась давно.
Салон, — впрочем, уже не этот, а настоящий салон, который возник, когда из подмосковного деревянного дома с мезонином они переехали в каменные хоромы в центре столицы, — был не только литературный. Евгения Соломоновна привечала не только писателей, но и ученых, дипломатов, артистов. Постоянными гостями ее салона были Лев Кассиль, Самуил Маршак, Леонид Утесов, Михаил Кольцов, знаменитый полярный исследователь Отто Юльевич Шмидт, тогдашний наркоминдел Максим Литвинов.