— Ну, тут уж пошли красивые слова… Это мне не интересно, — презрительно буркнул Дулдулович Харису.
— Я думаю, самое интересное он приберег напоследок, — отпарировал Харис.
Дулдулович молча пожал плечами, словно говоря: «Ну-ну, поглядим!» Однако лицо его сохраняло все то же насмешливо-презрительное выражение. «Кричи, кричи, надрывайся, — говорило оно. — Все равно ведь ничего нового не скажешь…»
И тут, словно угадав его мысли, оратор вдруг обернулся к застывшим в седлах кавалеристам с зелеными лентами на папахах.
— Кое-кто, вероятно, тешит себя надеждой, — заговорил он, — что постоянно повторяемые мною слова о нуждах простого народа, о рабочих, крестьянах и солдатах, интересы которых я еду защищать, — что все это не более чем ораторский прием. Красивая фраза. Или — еще того хуже — демагогия…
Дулдулович невольно вздрогнул. Человек, стоявший на возвышении в ста шагах от него, словно бы заглянул ему в душу, легко прочел самые тайные, самые сокровенные его мысли.
— Так вот, пусть не надеются! — гремел обращенный словно бы прямо к нему голос Вахитова. — Пусть знают, что у нас слова не расходятся с делом! Мы едем в Петроград для того, чтобы отстаивать интересы рабочих, крестьян, солдат. И вы можете быть уверены, товарищи, что ваши интересы мы отстоим! Чего бы нам это ни стоило! Свой долг перед вами мы выполним свято. Выполним до конца. Клянемся!
Раздался негромкий свисток паровоза.
— Вот и паровоз подали, — сказал Харис. — Скоро конец.
— Боюсь, что это только начало, — мрачно возразил Дулдулович и, круто повернувшись, стал протискиваться сквозь толпу прочь от вокзала.
1
Мулланур стоял на подножке вагона и махал рукой, прощаясь с друзьями. Вдруг в глаза ему бросилась нелепая фигура старика татарина, трусцой бежавшего за поездом. Старик, задыхаясь, что-то кричал. Мулланур прислушался.
— Эх, опоздал… — донеслось до него. — Вот беда! Теперь не догнать…
Мулланур от души пожалел старика, как видно опоздавшего на поезд. Скорость была еще невелика, однако о том, чтобы дряхлый старец смог догнать уходящий вагон, да еще вскочить на его подножку, конечно, не могло быть и речи.
А старик между тем, протягивая вслед поезду свой узелок, кричал:
— Это ведь я тебе, сынок! Тебе…
Молодой солдат-татарин, сообразив, в чем дело, выхватил узелок из рук старика, догнал вагон и, прыгнув на подножку, сунул его прямо в руки Мулланура.
— Держи! Вон от того бабая, с рыжей бородой, видишь? — быстро сказал он и соскочил на перрон.
— Что это? Что я с этим должен делать? — изумился Вахитов.
— Кучтэнэч тебе! — крикнул в ответ солдат, махнув рукой. — Гостинец народному избраннику!