Частично это объясняется благоприятным тёплым климатом, позволяющим экономить на стоимости зданий, на расходах на их содержание. Частично – близостью к морским коммуникациям. (Хотя компьютерные комплектующие чаще везут аэропланами, но взлётная полоса тоже любит места, где нет промерзания грунта…) Частично – наличием сельского населения, которое можно вовлечь в индустриальное производство. Большей интегральной эффективностью производства в тех краях.
Но – за эффективность уплачено устойчивостью. Те самые водные массы, которые аккумулируют тепло, порождая уютный климат, иногда изливаются наводнениями. Те самые лёгкие конструкции производственных помещений, которые позволяют минимизировать производственные расходы, оказываются малоспособными противостоять разгулу стихий. (Наследие советской индустриальной эпохи, к тому же испытавшее влияние жёстких требований гражданской обороны, оказывается крайне живучим даже десятилетия спустя, но за это было заплачено эффективностью…)
Так что вспомним одно дарованное нам Римом слово – клоака. Cloaca Maxima, подземный канал три на четыре метра, облицованный камнем, в Вечном Городе до сих пор исправно работает в системе ливневой канализации. Древние инженеры работали на тысячелетия… Так что и инженерам нынешним стоит помнить, что здание технологической цивилизации, информационной и глобальной, так же не должно в погоне за эффективностью пренебрегать такой простой и скучной вещью, как канализация, способная справиться с причудами географии и добавить необходимую устойчивость.
К оглавлению
Василий Щепетнёв: Стойкий оловянный утёнок
Василий Щепетнев
Опубликовано 01 ноября 2011 года
Сказки передают историю народа ничуть не менее точно, нежели летописи. Что летописи? Летописец – человек, от власти зависимый. Иногда прямо, иногда косвенно. Со знаком плюс или со знаком минус. Даже совершенно частное лицо, сидя дома и ведя летопись (дневник, блог), постоянно помнит о недрёманном оке, которое и в невинном тексте может углядеть призывы к насильственному свержению власти. И потому летописец корректирует записи, склоняясь более к фенологическим заметкам: когда прилетели снегири, когда улетели журавли и когда выпал первый снег.
Другое дело сказка. Здесь можно обличать бессмертного Кощея, воздавать должное Ивану-царевичу, смеяться над Кукушкой и Петухом – и пить чай, не опасаясь мучительной полониевой смерти. И потому сказки пишут смелее, свободнее, а следовательно, и правдивее.
Не менее правдивы и сны. Наяву обманывать себя приходится всем – или почти всем. Без этого, без каждодневной лжи самому себе недолго и в петлю. Сон есть истина, истина – сон, вот потому-то задолго до венского психиатра люди толковали сны, и толковали весьма изощрённо, а в результате сохраняли царства и завоевывали империи.