— На сколько планируется гастроль?
— Ориентировочно две-три недели. Как справитесь.
— Чем заниматься конкретно? Кражи? Налет? Я должен знать, как подбирать людей.
— Подбирай надежных. Остальное расскажет Север. Знаю лишь, что «мокрого» не предвидится. Для этого у него есть свои специалисты.
— Да, я уже заметил.
— Не убивала я его, Руслан, — она посмотрела в его глаза, — правда, не убивала. Человек со мной был, от Севера. Он после дела сразу отвалил, а я должна была с тобой переговорить.
— Тело-то куда дели?
— Не знаю.
— Сволочи вы все-таки!
— Не оскорбляй меня, Руслан, — попросила она, — от тебя я не хотела бы слышать подобное.
— У меня друга убили, — сказал он тихо, — а еще нескольких друзей сейчас допрашивают менты. А я с тобой здесь коньяк распиваю...
— Прости. Так уж вышло... У тебя ведь сегодня день рождения? Я знаю, что это жестоко...
— Почему-то получается, что все, что связано в моей жизни с тобой, жестоко, — вздохнул он и через силу улыбнулся. — Правда, если посмотреть на это непредвзято, то все пошло мне на пользу. Все, что я имею, чему научился, и даже то, кем я стал, все это я получил благодаря тебе.
Она отвела взгляд и попросила налить коньяку. Некоторое время они сидели молча, стараясь не встречаться взглядами.
— Не так я представлял нашу встречу, — признался Руслан после долгой паузы, — как ни банально звучит, но не так...
— Ты исчез ведь тогда. Исчез на много-много лет. Не писал, не звонил... Слишком взрослое решение для пятнадцатилетнего парня.
— В детстве все кажется преувеличенно значимым, — кивнул он, — словно рассматриваешь мир через лупу. С годами это проходит. Мельчает. Все мельчает...
— Может, просто мы сами мельчаем?
— Тогда бы все вокруг увеличивалось, — неожиданно зло сказал он, — нет, именно все вокруг — суета сует... Уж я-то знаю...
...И время снова сомкнулось, смяв, стиснув прошедшие годы так, что сквозь них, как сквозь стекло, стало вновь видно былое...
— В юности все кажется преувеличенно значимым, — сказал ему тогда Луза, — поверь старику: болезнь юности — гигантомания. С возрастом это проходит. Сначала все уменьшается до нормальных размеров, и это проявление зрелости — видеть все таким, какое оно на самом деле, а затем все уменьшается, высыхает, съеживается — и это уже пора мудрости. «Суета сует», «и это тоже пройдет», «ничто не ново под луной»... Скука, одним словом.
— А может, дело в нас? — ярился Руслан. — Может, это не мир, а мы сами усыхаем? Становимся скучными и никчемными, покрываясь пылью, словно музейные экспонаты?
— Вряд ли, — покачал головой старый вор, — просто то, что в юности мы поспешно делим на черное и белое, с мудростью открывается для нас в истинном свете. Учит только опыт. Чертов опыт долгих лет, от которого никуда не деться, который не сбросить и не забыть. Твой дядя мудрый человек, Руслан. Он спас тебя не только от тюрьмы, он спас тебя от тебя же самого.