Канцерократия (Кузнецов) - страница 22

В следующем романе — «Поднятая целина» Шолохов, стараясь превознести новый строй, на самом деле показывает, как коммунистическая демагогия о диктатуре пролетариата обернулась традиционной борьбой империи с ненавистным крестьянством, выжигании малейших ростков культуры отношений и насаждении антикультуры отчуждения, новой формы старого рабства. Вооруженный ярлыком для сбора дани — посланный партией коллективизировать (новый эвфемизм старого «колонизировать») деревню, Макар Нагульнов пытается насадить новую мораль обезлички, экспроприации, раскулачивания, отбирания у крестьянина средств и результатов труда, т.е. новое оказалось забытым старым — всё тем же отчуждение, порабощением крестьян теперь уже коммунистическим ханством. Естественно, что любовь, как антагонист отчуждения, и тут оказывается нетерпимым жупелом, Нагульнов, например, говорит: «Какой из него будет революционер, ежели он за женин подол приобвыкнет держаться?.. Бабы для нас, революционеров, — это чистый опиум для народа».

Как бы ни было противно революционерам, но тема любви нашла всё-таки свою нишу, причем в «важнейшем из искусств» — кино. Появляются фильмы, в которых любовь наконец-то побеждает, но будучи встроена в социально-политический контекст, например в к/ф «Богатая невеста» (1937) счастливая любовь дополняет невиданные успехи колхозников, в к/ф «Свинарка и пастух» (1941) служит делу интернационализма. На этом присобачивание любви, от которой уже просто никуда не деться, к нуждам государственного агитпропа не закончилось.

Самую важную роль любовь, наверное, сыграла в гос. идеологии в Великую Отечественную войну. Это была, пожалуй, первая в истории война, где, судя по фольклору, поэзии, фронтовым песням, фильмам солдат шел воевать не столько за интересы государства (родину, партию, Сталина и пр.), сколько за любовь. Со всех сторон звучало: «…Строчит пулеметчик за синий платочек, что был на плечах дорогих»; «…пусть он землю бережет родную, а любовь Катюша сбережет»; «…мне в холодной землянке тепло от твой негасимой любви», и т.д. Совершенно естественным образом интуитивно сложилось то, что было недоступно никаким рациональным теоретикам — фашизму, оказывается, в сущности противостоят не пушки, не Советский Союз, не антигитлеровская коалиция, а любовь (см. ст. «Любовь победит фашизм»), т.к. фашизм — это такое же детище непримиримого антипода любви — отчуждения, как, впрочем, и российская имперская антисистема, только формы разные.

Любовь — это, наверное, единственный реальный, а не декларативный победитель в той войне, и плодом победы стало то, что этого победителя пропаганда не смела больше третировать и оставила в покое на время, достаточное для того, чтобы любовь в жизни людей поднялась на должную планку. Это было действительное неоспоримое достижение советского периода России, хотя бы, как и остальные культурные достижения, развившееся не благодаря, а вопреки государству, либо его попустительством. Любовь стала счастливой, впервые в истории получив право определять отношения. Любовь выдвинулась выше утилитарной пользы, стала признаваться пресловутым «общественным мнением», раньше ее отторгавшем (отчуждавшем). Стал постыден расчет в браке, меркантильность в отношениях между людьми. В общественном сознании был маргинализован, стал недопустимым физиологический секс без любви.