Это сильный, бесстрашный боец. Настоящий человек. Таков дядюшка Скоршепа.
Мне хотелось бы, чтобы тот, кто прочтет когда-нибудь эти строки, увидел в нарисованном портрете не только дядюшку Скоршепу, но и замечательный тип хаусарбайтера, то есть «служителя из заключенных», сумевшего превратить работу, на которую его поставили угнетатели, в работу для угнетенных. Дядюшка Скоршепа — единственный в своем роде, но были и другие «служители», не похожие друг на друга, но не менее замечательные. Были и в Панкраце и во дворце Печека. Я хотел набросать их портреты, но, к сожалению, у меня осталось лишь несколько часов — слишком мало даже для «песни, в которой быстро поется о том, что в жизни свершается медленно».
Вот хотя бы несколько имен, несколько примеров, это далеко не все, справедливо заслуживающие, чтобы их не забыли.
Доктор Милош Недвед — прекрасный, благородный товарищ, который за свою ежедневную помощь заключенным поплатился жизнью в Освенциме.
Арношт Лоренц, у которого казнили жену за то, что он отказался выдать товарищей, и который через год сам пошел на казнь, чтобы спасти других хаусарбайтеров из «Четырехсотки» и весь ее коллектив.
Никогда не унывающий, всегда блещущий остротами Вашек; молчаливая, самоотверженная Анка Викова, казненная в дни осадного положения; энергичный…[10]; всегда веселый, ловкий, изобретательный «библиотекарь» Шпрингл; застенчивый юноша Билек…
Только примеры, только примеры. Люди покрупнее и помельче. Но всегда люди, а не людишки.
Глава VIII. Страница истории
9 июня 1943 года.
За дверью перед моей камерой висит пояс. Мой пояс, значит меня отправляют. Ночью меня повезут в «империю» судить и так далее. От ломтя моей жизни время жадно откусывает последние кусочки. Четыреста одиннадцать дней в Панкраце промелькнули непостижимо быстро. Сколько еще дней осталось? Где я их проведу? И как?
Едва ли у меня будет возможность писать. Пишу мое последнее показание. Страницу истории, последним живым свидетелем которой я, по-видимому, являюсь.
В феврале 1941 года весь состав Центрального Комитета Коммунистической партии Чехословакии вместе с заместителями, намеченными на случай провала, был арестован. Как могло случиться, что на партию обрушился такой страшный удар, пока еще точно не установлено. Об этом, должно быть, в свое время расскажут пражские гестаповцы, когда предстанут перед судом. Я напрасно пытался, как и хаусарбайтер из дворца Печека, добраться до сути дела. Не обошлось, конечно, без провокации, но сыграла также свою роль и неосторожность. Два года успешной работы в подполье Несколько усыпили бдительность товарищей. Подпольная организация росла вширь, в работу вовлекались все новые люди, в том числе и те, которых партия должна была бы использовать по другому назначению. Аппарат разрастался и становился таким громоздким, что трудно было его контролировать. Удар по партийному центру был, видно, давно подготовлен и обрушился в тот момент, когда уже было задумано нападение немцев на Советский Союз.