Горек упрек, который вы, по-видимому, обращаете ко всем Православным обществам и в особенности к России: упрек в недостатке христианского рвения и энергии, в явном равнодушии к делу распространения истинного учения. Не стану однако отрицать справедливости вашего обвинения. Может быть, нашлись бы для нас некоторый извинения в продолжительных бедствиях Греции и нашего отечества, в тяжести Магометанского ига, в обстоятельствах политических, в духовной борьбе с заблуждением, расколами и с беспрерывным напором современного безверия, которая не прекращается в пределах нашего отечества; но знаю, что все эти извинения недостаточны для полного нашего оправдания. Большая половина мира погружена во мраке невежества; наши ближайшие соседи на Востоке живут в совершенном неведении Слова жизни и учения Христова. Могло ли бы это быть, если бы мы наследовали горячее рвение апостолов? Пред такими доказательствами, что скажем мы в свое оправдание? Они обличают нас, и если бы мы не сознавали неисключимости
350
нашей, то были бы совершенно недостойны ниспосланной нам благодати и милости. Смирение требуется не только от частных лиц, но и от целых народов и обществ. Для Христианства смирение едва ли даже может быть названо обязанностью, это простое повиновение голосу разумного убеждения. Об одном только можем мы просить и одного требовать, а именно: чтоб не судить о вере, которую мы исповедуем, по нашим делам. После такого признания справедливости ваших обвинений, кажется, могу прибавить, что нас нельзя упрекать в безучастии и равнодушии к делу обращения западных братий наших и примирении с ними. Апостолы разнесли по всему миру новую весть радости и истины. Наши миссионеры могли бы тоже самое сделать для языческого и Магометанского Востока. Но что могли бы мы сказать Западу? Какую новую весть понесли бы мы туда? Какой новый источник знания открыли бы мы Европе, и в особенности Англии? Не должны ли мы со стыдом признаться, что большинство народа у вас гораздо более знакомо со Священным Писанием, чем наши соотечественники? А ваше духовенство и даже миряне не лучше ли изучили церковную историю и писания отцов, чем вообще наши ученые богословы? Оксфорд не такой ли центр науки, с которым мы соперничать не можем? Что же понесли бы к вам миссионеры наши? Одно лишь бессильное свое красноречие, да несколько личных заблуждений, свойственных каждому человеку и от которых одна только Церковь свободна. Было время, когда христианское общество проповедовало не одним словом, но и примером своим. Но кого бы убедил частный пример одного миссионера? А что касается до нашей общественной жизни, то на что бы могли мы указать? Нам пришлось бы просить, чтоб вы отвернули от нас ваши взоры; ибо достоинства наши затаены, а пороки дерзко выставляются напоказ и особенно мечутся в глаза в той столице нашей и в тех слоях нашего общества, на которых наиболее останавливается внимание иностранца. Обряды и постановления нашей церкви находятся в явном презрении: их топчут в грязь те самые, которые должны бы нам подавать пример уважения к ним. Нам остается одно (но и за это мы подвергаемся упрекам, по-видимому, справедливым), а именно: следить с напряженным вниманием за борьбой, которая повсеместно совершается, а в Англии отличается особенною искренностью и добросовестностью, ожидать