Определив различие между свойствами Церкви и народными свойствами восточных обществ, которые суть теперь ее единственные представители, я позволю себе прибавить, что сравнение, проведенное вами между рвением Латинян и кажущимся равнодушием Восточного мира, не совсем верно. Я не отвергаю фактов и не выражаю сомнения в кажущемся превосходстве первых; но никак не могу признать, чтобы прозелитизм их исходил из чувства христианского, даже из чувства близкого к христианскому. Мне кажется, что надобно оставить этот их прозелитизм совершенно в стороне, как вовсе не идущий к делу, как необходимое последствие особенной, национальной или церковной, организации, близко напоминающей направление Магометанства в эпоху его торжества.
365
Конечно, я не стану порицать ревности последователей Рима. Несправедливо было бы презрительно или даже легкомысленно отзываться о чувстве во многих отношениях достойном похвалы. Но не могу ни восхищаться стремлением, которое нередко впадало в прямое противоречие с духом Христианства, ни завидовать такому одушевлению, которое всегда создавало и теперь может создать скорее гонителей, чем мучеников. Словом, это чувство смешанное, помесь добра и зла, чувство, которое, конечно, не бесчестит народов Римского исповедания, но которое недостойно Церкви и не заслуживает упоминания в вопросах о христианских истинах. Кажется, что я не склонен к хвастливости, но я не могу не обратить вашего внимания на странный, до сих пор мало замеченный, факт. Несмотря на очевидную ревность Римлян и на кажущееся равнодушие Православных, Восточная Церковь, в своих приобретениях, была счастливее своей Западной соперницы. Это заметно со времен папской ереси (которая, конечно, началась не спором Фотия с Николаем, а изменением символа, выразившим притязание Запада сделаться единственным судиею и христианском догмате). Чтоб убедиться в этом, стоит только сравнить число Русских Православного исповедания с малым числом жителей Скандинавии и той трети Германии, которая была обращена после Карла Великого, притом обращена более чем на половину не добровольно, а мечем, огнем и лестью. *) Опять повторяю, что я более стыжусь нашего бездействия, чем горжусь нашими успехами. Но Провидение, в неисповедимых судьбах Своих, быть может, избрало этот путь в доказательство живучести истины, которая не гибнет и тогда, когда охрана ее вверяется, по-видимому, недостойным и незаботливым рукам. Ни Анскары, ни Вильфриды, ни Вилброды, ни Колумбаны, не приходили обращать Россию. Мы сами встретили истину на полудороге, увлеченные тайной благодатью Божиею. В последующие времена у нас были мученики; у нас были, у нас и теперь есть миссионеры, коих труды не бесплодны. Сознаю, что их немного; но голос истины, призывающий вас, не есть ли голос всей Церкви? Вам еще не встретился ни Русский, ни Греческий миссионер; но отверг ли Корнилий голос Ангела и ответил ли ему, что не пове-