Скушна жизнь дачника, особенно дачника в феврале. За ужином Подружку прорвало маленькой женской истерикой: "зачем она сюда приехала, готовит, убирает, а я с ней почти и не разговариваю.., хоть бы посмотреть раз пригласил...". В знак протеста она оставила мыть посуду после ужина мне, а сама, сославшись на головную боль, легла спать. Я почитал исторический том какой-то энциклопедии про битву при Грюнвальде и иудейские нравы Хазар; отложил ее в сторону, видимо, до следующего приезда на дачу, и, помыв посуду, тоже отправился спать.
Спалось плохо, точнее, никак. То ли печку перетопили, то ли снаружи оттепель превратила печку из спасительного источника тепла в знойного мучителя. Эрекция не спадала полностью, казалось, с утра. Я встал и открыл форточку, струйки влажного прохладного воздуха приносили облегчение, пока стоишь рядом с окном, но совершенно не чувствовались на кровати. В соседней комнате в сотый раз недовольно вздохнула и повернулась на другой бок Подружка. Она, естественно, не спала.
- Хотите трахаться, премногоуважаемая? - спросил я, и сам удивился совершенно чужому голосу, исходившему из моего горла, и непривычной для меня постановке вопроса.
- Нет!
- Ну, как хотите... - ответил я, стараясь изо всех сил говорить обычным, своим, чуть ироничным голосом.
- Я не в том смысле... я, конечно, не против, если Ты хочешь... - стала оправдываться Подружка...
- Тогда немедленно шмыг сюда!
Предлагать второй раз не пришлось. Подружка в полном неглиже забежала в комнату, чуть не сбив меня, все еще стоящего у ночного окна, и нырнула под мое одеяло. Я подошел к кровати, отбросил в сторону одеяло и, раздвинув ее ноги, вонзил свой окаменевший член в ее клокочущее жерло...
- О-ой! Так сразу... - пробормотала она; я же, приподняв ее ноги, прижал их согнутыми коленями к своим бокам, ее руки заложил ей за голову, и легким, на настойчивым движением закрыл ее рот:
- Умоляю, молчи!
Я двигался, как робот: привычно и не зная усталости; в мозгу завывала пустота, член казался твердым и нечувствительным, как камень. Подружка что-то неслышно шептала сухими горячими губами, наверно, просто из привычки, или для себя... Мое тело ритмично вздымалось и опускалось, член плескался в горячей жиже, пахло женщиной. Женщиной слегка застоявшейся и недовостребованной, но еще очень молодой и полной задора... Она перестала двигать губами, и только воздух шумно заставлял вздуматься ее грудь, посылая соприкоснуться с моей, низвергавшейся под силой неощутимо присутствовавшего вселенского ритма... Я чувствовал, что за спиной расправляются тяжелые кожистые крылья, я просачивался через крышу вверх, в зимнюю ночь, не сравнимую ни с чем в своей тишине. Крылья росли, ритм замедлялся, каждый взмах волнами уходил по уже гиганским крылья в стороны... Я парил над лесом, покрытым уже начавшим таять снегом, я взлетал все выше... Лес, занимавший весь мир, уже заявивший о своей округлости по краям взора, становился все мельче, деревья уже не были различимы, лишь где-то далеко внизу что-то хлюпало в маленьком оттаявшем лесном болоте, и лишь утончавшаяся с каждым взмахом "пуповина" связывала меня еще с этим лесным миром... Еще несколько взмахов моих бесконечно простертых над миром крыльев - и она, наконец, порвется, открывая мне путь к другим неизведанным мирам, или просто в пустоту бесконечности... Тело мое внезапно отяжелело, и что-то с силой рвануло меня вниз, в вязкое болотце посреди леса. Резкая боль в спине сорвала покров видения - Подружка в очередном оргазме впилась мне ногтями в спину, как бы желая сорвать кожу и обнажить ребра; точно туда, откуда росли диковинные крылья. Крылья дракона, нет - птеродактиля...