Лишь в последний миг я понял, что грузовик вовсе не мягкий, как вата. Я быстро отступил на шаг назад, и грузовик пронесся перед моим носом.
Я строю из слов клетку для страха, пока новый страх не является ко мне, разрывая меня. Прежде чем он вцепится мне в глотку мертвой хваткой, я набрасываю на него сеть из моих слов. Но если однажды страх окажется быстрее меня, я на некоторое время застываю, словно парализованный, затем выскальзываю, прячусь от всего света и плету новую сеть из слов, которую я, как только мне предоставляется благоприятная возможность, вновь набрасываю на голову страху.
Второстепенный литератор, позволивший отпечатать и овечьей кишкой по буквам вышить на груди кроссворд из ежедневной газеты, вместо зубов носит на верхней и нижней челюстях стальные гробовые винты, прикрепленные стальными гайками, и в аудитории его студенты всякий раз перед и после его сообщений должны откручивать и закручивать его рот. Когда после публичного чтения моих произведений публика приветствовала меня аплодисментами, в ее рядах всегда нашлось бы несколько человек, желающих услышать в их шуме пистолетные выстрелы.
На рынке Младенца Иисуса на площади Навона можно купить натуральную соломенную подстилку с воловьим и ослиным навозом в маленьких пластиковых пакетиках для яслей младенца Иисуса. Много тысяч различных, выполненных из пластика, дерева, мороженого, шоколада, марципана и пряничного теста фигурок младенца Иисуса лежали на прилавках на пластмассовой соломе, вате, древесной стружке или настоящей соломе, пропитанной мочой младенцев-сирот, родившихся двадцать четвертого декабря. Продавщица, заворачивающая в папиросную бумагу пластикового голыша Иисуса, зубами откусывает клейкую ленту, которой она прикрепляет крылья бумажному ангелу. Игрушечная деревянная лошадка, пару раз качнувшись, остановилась с поникшей головой перед сидящей в инвалидном кресле продавщицей, на коленях которой лежали пластиковые рождественские ясли и распятия из костей пасхальных агнцев. На прилавке со сладостями лежали жевательные конфеты в виде сигарет с надписью «Мальборо», они напоминают мне наши прилавки в дни церковных праздников, во время которых дети тоже могли купить подобные жвачки-сигареты. Я ни разу не решился в присутствии отца, ненавидевшего алкоголь и никотин, сунуть в рот такую сигарету. Негритянка в наброшенном на голову и плечи белом платке сидела, выставив перед собой ряды лежащих в пластиковых яслях черных пластмассовых фигурок младенца Иисуса, вокруг шеи и живота которых обвивались пластиковые четки. В каждом из двадцати наполненных водой, привязанных друг подле друга на веревочках к деревянной перекладине полиэтиленовых пакетах, которые раскачиваются прямо над головами покупателей, плавают по две оранжевые декоративные аквариумные рыбки, чьи тела прозрачны и сквозь них просвечивают их внутренности. Дети, тянущие ртом нити карамели, подходят к прилавку и, широко раскрыв глаза, смотрят на тяжело дышащих рыбок, которые не могут даже повернуться в маленьких пакетиках. Их внутренности двигаются судорожно, рывками. Восхищенно кричат две маленькие девочки: «Pesci! Pesci!»