Страна мыслителей (Редькин) - страница 2

наказание?

- Плевать я хотел на ..., что ты сказал? А ну-ка, повтори, - демон, казалось, только сейчас понял, что я имел ввиду. - Магическое, говоришь, наказание. Что-то я об этом слышал, а вот что, хоть убей, не помню.

- Когда вспомнишь, будет уже поздно. - Ты думаешь?

- Уверен!

- Да, - демон, казалось, задумался, - и что ты предлагаешь?

- Предлагаю тебе отпустить меня, и мы разберемся с тобой

полюбовно, да так, что оба останемся довольны.

- Не верю я тебе, - набычился демон. - Отпусти я тебя

обратно в твой сраный магический круг и пиши пропало.

Мигом что-нибудь подленькое удумаешь, не то, чего

доброго, и сам потащишь, но уже не в ад, а в рай. А что, мне

демону, в раю делать? Прислуживать, что ли? Мне и в аду

работы хватает. Да и вдруг рай такой же гадюшник, что и

ад? Нет уж, увольте, уж лучше я останусь дома, как-никак

родная все-таки земля.

- Да, не буду я тебе вредить. Что я, демон что ли? Я и

вредить-то не умею. Могу лишь разок другой в карты

обыграть.

- Ну, это ты уж врешь! Два раза подряд тебе меня в карты ни

за что не обыграть!

- А давай, попробуем! Если бы вы видели, какая буря чувств

отразилась на свином рыле демона. Сколько в ней было

страха и сомнения. И все же великая сила азарта взяла -таки

свое, не смотря ни на что!

- Ладно, сыграем, сказал демон. Но, чур, не плутовать, а то

плохо будет! Ты меня, надеюсь, понял? У меня, сам знаешь,

- 357 -

не забалуешь.

- Да уж, - согласился я. Лишь отпустил меня демон, я прыг

назад в круг, скорей к столу и, ну раскладывать карты,

словно одержимый какой-то. Демон как увидел это, сразу

почуял неладное.

- Нет, - сказал он, положив лапы на почти уже розданные

карты, - тасовать буду я. - Пришлось согласиться. А так как

шельмовать он не умел, то я вновь получил к концу кона три

туза против его трех королей.

- Вот те на, - расстроился демон, а я-то думал, что на этот

раз уж точно выиграю. А ну-ка, давай еще раз! И вновь три

моих туза побили три его дамы. Тут демон расстроился

окончательно, чуть не плачет, но, однако, почему-то не

гневается. Видать, боится, так и_ждет от меня какой¬нибудь

подлости. А я, видя такое дело, совсем