— Онъ выигралъ его! Онъ его выигралъ!
Когда раздались эти крики, я увидѣлъ золотой мячъ, лежавшій у моихъ ногъ; я тотчасъ догадался, что онъ — мой, и поднялъ его, онъ былъ такъ легокъ, что я бросалъ его высоко, высоко въ воздухъ, и несмотря на это, онъ всякій разъ падалъ обратно въ мои протянутыя руки. Я оглянулся: вокругъ меня никого не было; я остался въ саду вдвоемъ съ дѣвочкой похитившей мой цвѣтокъ, котораго больше ужъ не было на ея платьѣ; но я успѣлъ забыть о немъ. Она улыбалась; я засмѣялся, глядя на нее и бросилъ ей мячъ, который она ловко перебросила мнѣ обратно съ одного конца сада на другой… Вдругъ, въ воздухѣ разлились ясные звуки призывного колокола.
— Идемъ — проговорила дѣвочка: — пора въ школу; пойдемъ!..
— Она взяла меня за руку и отбросила въ сторону мячъ. Я съ тоской посмотрѣлъ на него.
— Онъ мой — произнесъ я.
— Теперь онъ ни къ чему, — возразила она: — Теперь, тебѣ предстоитъ выиграть другой призъ.
Рука въ руку, мы выбѣжали изъ сада, пробѣжали черезъ другой и попали въ большой, невиданный еще мною, покой, гдѣ оказались всѣ дѣти, съ которыми я передъ тѣмъ игралъ въ саду, а съ ними еще много другихъ. Воздухъ въ немъ былъ тяжелый, пропитанный благовоніями. Я нисколько не былъ утомленъ, такъ какъ незадолго передъ тѣмъ всталъ послѣ продолжительнаго сна, и утро было еще прохладно; но теперь, едва вступилъ я въ этотъ покой, какъ голова у меня стала горѣть, и я почувствовалъ крайнюю усталость а вскорѣ послѣ того заснулъ подъ шумъ раздававшихся вокругъ меня дѣтскихъ голосовъ[1].
Проснулся я отъ того-же крика, который уже слышалъ въ саду:
— Онъ выигралъ его! Онъ его выигралъ!
Я стоялъ на какомъ-то высокомъ мраморномъ креслѣ, напоминавшемъ тронъ; меня обступили дѣти, расположившись группами на немъ и вокругъ него. Я вспомнилъ тутъ, что приведшая меня сюда дѣвочка говорила, что это — мѣсто учителя. Тогда зачѣмъ-же мы-то, дѣти, на немъ? Оглянувшись кругомъ, я увидѣлъ, что покой весь занятъ былъ жрецами, молча и неподвижно стоявшими на мѣстахъ воспитанниковъ. Въ минуту пробужденія я слышалъ свой собственный голосъ; очевидно, я что-то говорилъ передъ тѣмъ. Теперь я вновь услышалъ, какъ дѣти закричали!
— Онъ выигралъ его! Онъ его выигралъ!
— Въ припадкѣ какого то непонятнаго для меня изступленія я соскочилъ съ трона; очутившись на полу, я посмотрѣлъ вокругъ себя и замѣтилъ, что всѣ дѣти скрылись; по крайней мѣрѣ, никого изъ дѣтей, кромѣ самого себя и моего проводника, дѣвочки, я не видѣлъ; она стояла на тронѣ, смѣялась и весело хлопала въ ладоши. Не понимая, что могло доставлять ей такое удовольствіе, я взглянулъ внизъ и увидѣлъ передъ собою жрецовъ въ бѣлыхъ одеждахъ: они лежали ницъ передо мною и касались пола лбами… Что все это значило? Я силился понять и не могъ, и стоялъ не шевелясь, схваченный страхомъ. Вдругъ, дѣвочка, какъ-бы въ отвѣтъ на мою мысль, воскликнула: