подстерегающая неудачника ночь. Так почему же он, прозванный "Великим",
позволяет одной и той же неисполнимой
мысли преследовать его на кручах жизни, не давая ни остановиться ночью, ни
мчаться за необузданным днем? Почему не
противится тому, что затемняет тропу к истине? Почему не свернет с заезженной
дороги на новый подъем?
Войско! Войско! Где взять войско! Не следует ли изыскать новые пути,
ибо в пройденных нет уже пользы...
А что нового в мечущихся князьях, которые подобны волнам, то набегающим
на берег, то откатывающимся в
бурлящую пучину? И все же другого исхода нет - войско у князей. Придется еще раз
повторить уже неоднократно
проделанное: угрозой или лестью выудить у князей войско.
Но с помощью какого сатаны можно убедить духовенство, что только щит и
меч преградят путь врагам?
И разве это сказано впервые?
Недоумевали в Метехи: почему Саакадзе не покоряется? Разве царь
примирится со своевольным? В чем черпает
силу Моурави?
"В чем? - всюду гремел голос Георгия Саакадзе. - В народе! Народ
непобедим! Можно разграбить ценности,
истребить войско, угнать жителей в плен, можно разрушить страну, но нельзя
потушить огонь очагов. Это незыблемо! Ибо
воля народа к жизни неугасима!"
Недоумевал и Хосро-мирза: почему Зураб, не связанный, как он и Иса-хан,
перемирием шаха с султаном, не
нападет на Саакадзе в Бенари? Видит властелин ада, князья ему в этом помогли бы!
Иса-хан думал иначе. По его мнению,
князья стоят на распутье и машут руками, словно аисты крыльями, и трудно понять
- приветствуя или угрожая.
А время вновь задержало бег и, то скидывая с себя голубые одежды,
пронизанные изменчивыми лучами, то
одеваясь в тучи, то в белые пушинки, то звеня звездами, как монетами, топталось
на месте. Алчное к золоту, подобно
продажной женщине, оно выжидало, кто дороже заплатит.
Зураб не недоумевал, он свирепел, ибо сколько ни сзывал князей на войну
с Саакадзе, сколько ни угрожал, они не
шли на риск. Зураб свирепел, но усмехался Саакадзе... Хищник, к счастью, не
понимает, что для того, чтоб подчинить
владетелей, не менее, чем он сам, строптивых, необходима особая игра: не
скупясь, уступать в мелочах, потворствовать
княжеской спеси, поддерживать мнение об их значимости, зная, что значимость -
мнимая, и неуклонно гнуть в сторону
интересов царства...
Зураб угрожал, а князья недоумевали: почему сами должны подкладывать
хворост под свои замки? Почему,
обладая несметным войском, Хосро-мирза и Иса-хан заперлись в Метехи?