Я собиралась пойти на концерт. Адам сказал, что нужна моральная поддержка.
— Откровенно говоря, пока все не кончится, у меня будет ощущение человека, сидящего на пороховой бочке.
Мне его предчувствия казались необоснованными. У Колина была буквально масса опыта. Концерт в доме для престарелых для него пустяки, это я понимала, но он был в достаточной степени музыкант, чтобы сделать все, что требовалось.
— Он все еще слишком выделяется, — сказал Адам, но честно добавил, — хотя от него это не зависит, однако он слишком силен и другие вынуждены следовать за ним. Кроме того, по-моему, уже один-два из них начинают задумываться, где это я раздобыл его с таким голосом. — Он представил Колина: «Джон Маккензи, мой друг из Плимута».
В воскресенье утром Колин появился позже обычного. Выйдя поискать скамейку в солнечном месте, я прошла мимо нетерпеливо прыгавших у стоянки Йена и Руфи.
— Надеюсь, он не проколол шину, — понимающе сказал Йен.
Руфь, как всегда, знала больше.
— Ну нет. Она ресницы приклеивает. Полагается, когда идешь куда-нибудь. — Фиалково-карие глаза уставились мне в лицо. — Ведь так, Дебора, верно?
Торопливо согласившись ради женской солидарности, я спросила, кто это «она».
— Тетя Мэри, — небрежно сказал Йен. — Папа берет ее повидать нас, потому что она мало кого знает в Англии.
— Только в Шотландии, — эхом отозвалась Руфь. — Как и мы.
Очевидно, тетя Мэри была еще одним членом семьи Камеронов, может той, у мужа которой была ферма в Ангусе. Я была почти уверена, что Адам называл ее Джин.
Часом позже я клевала носом на солнышке, когда услышала знакомый голос.
— Папа, давай мы с тобой против Руфи и тети Мэри. — Йен размахивал ракеткой у теннисной сетки.
Подняв глаза на «тетю Мэри», я почувствовала, как они расширились. Тетя Мэри оказалась очень маленькой, ее полосатое розово-огненное платье едва прикрывало бедра, голова в кудряшках, как у маленького лорда Фаунтлероя, цвета сияющей меди, и она держала Колина за руку. На газетной фотографии на прошлой неделе она тоже держала его за руку, но в театральной позе, с высоко вскинутыми руками. Здесь это был просто естественный дружеский жест. Конечно же! В газете давалось настоящее имя Хани Харрис, и там было «Мэри». Там же говорилось, что они «земляки-шотландцы».
Я нечасто бегу от чего-то, но тут сбежала, выбрав окружной путь, чтобы остаться незамеченной. Мои щеки пылали не просто от неожиданности; я была рассержена и глубоко обеспокоена.
Если Колин «крутил с Хани», как об этом сплетничали в Найроби, то это его дело, но привезти ее в Торкомб именно сегодня — это уж слишком! Это было бы ужасно забавно, если бы не сулило неприятностей. Я как раз недавно читала, что ее последняя пластинка заняла десятое место, а он в этот вечер собирался петь «Финляндию» и двадцать третий псалом для аудитории из старых и больных людей.