Я поехала, и даже без труда проникла в здание – Димыч, оказывается, заказал мне пропуск, и паренек на входе был удивительно вежливым. Даже удалось не заблудиться в их мудреных коридорах. Мне явно сегодня везло.
Везение закончилось, когда я переступила порог кабинета.
Димыч ничего не успел, ужин наш откладывался на неопределенное время, и мне пришлось сосредоточиться на общедоступном кроссворде – других развлечений в милиции для меня не нашлось.
– Ну хочешь, Уголовный кодекс почитай, – великодушно предложил сосредоточенный на своих «бумажках» Димыч. – Я быстро.
От чтения я отказалась, сама не знаю, почему. Не заинтересовало меня изучение уголовных статей в пятницу вечером. А если уж совсем честно, я надеялась вывести Димыча на разговор и как-нибудь незаметно выведать, почему, все-таки, они арестовали Витьку Совинского. До сих пор я, как мне казалось, была в курсе расследования. А после Витькиного ареста вдруг поняла, что не знаю ровным счетом ничего. Димыч упорно избегал любых разговоров на эту тему. Про тайну следствия рассказывал или делал вид, что не понимает, чего я от него хочу. А то и просто отмахивался, как от назойливой мухи. Этими отмахиваниями он только распалял мой интерес. Я, напрочь позабыв, что решила больше не интересоваться убийством Вовки Коненко, ломала голову дни напролет. И чем дольше думала, тем сильнее убеждалась, что Димыч скрывает от меня что-то очень важное. Не помогли даже домашние ужины, которыми я дважды пыталась достучаться до неприступного милицейского сердца. Отбивные Захаров лопал, но ничего интересного не рассказывал.
Может, удастся его разговорить, пока он по уши в «бумажках»?
– Мне вот что покоя не дает, – начала я ни к кому конкретно не обращаясь. – Почему Коненко и Барсукова так по-разному убили? Если это один и тот же человек, почему он Барсукова тоже не застрелил? – я посмотрела на Димыча, но он беседу поддерживать не собирался. Пришлось строить предположения самостоятельно. – Может, он боялся, что выстрел услышат? Так ведь, совсем рано было – некому было слышать, по большому счету. На набережной, значит, не боялся, а здесь вдруг испугался? Нет, он почему-то стрелять не захотел, решил зарезать. Слушай, а может, он псих? Может ему важно, чтобы способы убийства не повторялись? Одного застрелил, другого зарезал, третьего отравил бы или повесил. Или машиной сбил, – я снова украдкой посмотрела на Захарова. Бесполезно. Выдержка у него на зависть всем – даже ухом не ведет.
– Ну так вот, – продолжала я, – а еще мне непонятно, как он Барсукова выманил в офис в такую рань? Должна же быть причина. Хотя, Барсуков приезжал рано, если у него секс с кем-то из девчонок офисных намечался. Но тогда, получается, убийца об этом знал. И ключ у него был. Выходит, это кто-то из своих? Или у убийцы был сообщник в «Люксе». Слушай, а если Барсуков ехал в офис ради секса, где партнерша-то? С кем-то он ведь договорился заранее. Ну и где виновница торжества? Может, она и есть сообщница? Дим, ну скажи что-нибудь!