— Ва алейкум ас салам, Джафар. Давай, зайдем в дом, что ли. Посидим, о жене, о детях поговорим.
— Пошли, дорогой, пошли. Плов будем кушать, арбуз будем кушать, мне такого барашка привезли, ай, дорогой…
— Пошли, пошли…
Внутри виллы, которая являлась одной из нелегальных точек советского ГРУ, о которых знали лишь люди с особым допуском, собеседники сбросили свои маски. В конце концов, оба они были советскими офицерами и то, что Джафар был всего лишь майором — значения не имело. На этой точке — хозяином был он.
Точка эта — проходила по документам как «точка двадцать два» и была предназначена для того, чтобы поддерживать агентурно-боевые операции в приграничной полосе и за границей, на территории Пакистана. Дезинформация, саботаж, разведка и спасение пленных, ликвидация особо опасных бандглаварей. Афганцы об этой точке не знали, у них была здесь своя сеть. В случае нападения — эта точка должна была стать центром кристаллизации сопротивления и источником информации для Москвы. После мятежа — никому из афганцев уже не доверяли.
— Пять и сорок пять? — кивнул Цагоев на оружие.
— Отстал от реальности — пояснил хозяин дома, который зарос бородой, но ухаживал за ней, не так как моджахеды — здесь всем афганцам пять сорок пять раздали. Двадцать тысяч стволов.
— Зачем?
— Первое — с той стороны семь и шестьдесят два идет, пополнять припасы за наш счет они уже не смогут. Второе — чтобы не произошло потом, тот, кто будет здесь властвовать, придет к нам с поклоном — дайте патронов. Политика…
— Дело тонкое. Как сам?
— Норма.
— Что слышно?
Из-под курпачи — хозяин дома достал трофейную карту, которая была изъята у моджахедов. Карта была испещрена пометками.
Следующие полчаса — двое офицеров ГРУ обсуждали положение на месте. Цагоеву — не было никакой нужды что-то перерисовывать, он знал свою память и знал, что по возвращении в Москву, в Балашиху сможет вспомнить все и перебросить обстановку уже на нормальную карту для доклада. Рисовать — последнее дело, бумага может попасть не в те руки. А вот сам Цагоев не в те руки попасть не мог — всегда носил с собой гранату.
Обстановка была скверной — но не такой, как была еще год назад. Просто скверной в смысле беспокоящих действий. Моджахеды власти в городке не имели, власть имел местный племенной совет, в котором коммунист был только один и сидел он всегда — напротив местного муллы, который в восемьдесят четвертом потерял сына на войне против шурави. Племенной совет решения принимал очень осторожно, в городе кого только не было, но в одном он был един — пришлым здесь делать нечего. Поэтому, моджахедам, по привычке приходившим подхарчиться — здесь ловить было нечего.