— Есть
немного, —
сказал Смолин. —
Лет двадцать
занимаюсь, тут
наберешься
кое-какого
опыта…
— Про
тайну и так
ясно?
— Конечно, —
ответил Смолин
со светской
улыбкой. — У
нас, знаете ли,
на том все и
держится…
— Я
вам сейчас
покажу одну
вещичку, а вы
мне сделаете
квалифицированное
заключение…
Он
резко — слишком
резко — отодвинул
кресло, прошел
к высокому, во
всю стену,
светло-серому
шкафу, распахнул
бесшумную
дверцу. Извлек
саблю в черных
ножнах с вычурным
эфесом. Вернулся
к столу.
Идти
ему было всего-то
шага четыре.
Едва он достал
саблю, Смолин
уже сделал в
уме заключение
касательно
ножен. Когда
Багров одолел
полпути, Смолин
уже сделал
кое-какие
предположения
касательно
эфеса. А приняв
у хозяина кабинета
саблю и бегло
оглядев эфес,
в предположениях
утвердился.
— Вы
ее выньте, что
ли, посмотрите… —
сказал Багров
с натянутой
улыбочкой.
— Успеется, —
сказал Смолин. —
У каждого эксперта
свои методы,
знаете ли… Вы
это купили или
только собираетесь?
— Купил.
— И
как вам охарактеризовали
вот это? — Смолин
небрежно ткнул
пальцем в новехонькие
ножны, смастряченные
максимум полгодика
назад из черного
кожзаменителя
(качественного,
правда, неплохой
имитации натуральной
кожи) и прямо-таки
сверкающих
бронзовых
полосок.
— Как
саблю, принадлежавшую
кому-то из участников
восстания
поляков против
императрицы
Екатерины.
Какому-то знатному
шляхтичу — вот
видите, на обеих
сторонах гербы?
На лезвии есть
надпись и дата…
— Посмотрим, —
сказал Смолин,
привычно вытягивая
саблю из ножен. —
Что у нас здесь?
У нас здесь
раскудряво
выгравирована
надпись на
чистейшей
польской мове
«Ojczyna i wolnosc! 1793». Что в
переводе означает
«Родина и свобода»
— ну и, соответственно,
год. Все правильно,
в этом году
ляхи в очередной
раз и бунтовали…
А здесь, возле
самого эфеса,
у нас клеймо…
видели, конечно?
Голова рыцаря,
точнее, рыцарский
шлем… — Он уже
исключительно
для порядка
поднес клинок
к самым глазам,
присмотрелся
к гравировке,
осторожно
опустил тяжелую
байду на полированный
стол.
— Что
скажете? —
быстро спросил
Багров.
— А
что тут можно
сказать? — пожал
плечами Смолин. —
Вы деньги уже
отдали?
Долгих
пару секунд
хозяин кабинета
переживал некое
внутреннее
борение. Потом,
словно одним
прыжком ухая
в холодную
воду, сказал:
— Отдал…
— А
продавец еще
в пределах
досягаемости?
— Да,
в принципе…
А что?
— Сколько
вы ему заплатили
— секрет, или?
— Триста
тысяч. Ну, понятно,
не долларов…
— Все
равно, — сказал
Смолин сумрачно. —
Дело ваше, но
лично я этой
сабелькой…
фуфлом этим
проехался бы
продавцу по
хребтцу. И не
раз. Можно вдоль,
можно поперек…
Нельзя же так…
В конце концов
есть некая
профессиональная
этика…