Два резиновых пальца погрузились в цилиндрический сосуд и всё так же медленно извлекли из него свёрнутый в трубку документ с хорошо сохранившейся восковой печатью. На печати можно было легко разобрать египетский картуш, ранее виденный лишь двумя смертными, ныне живущими на Земле.
Один из них — наша героиня Мари — сейчас, наморщив лоб, смотрел на фотографическую копию документа, способного стать сенсацией почище древней библиотеки, найденной в середине 40-х годов XX века в Кумране. Чудовищно архаичный арамейский язык пергамента, найденного в капсуле, с трудом поддавался прочтению. Несмотря на прекрасное качество хорошо сохранившегося текста, некоторые слова, казалось, не имели смысла, а иные были просто неизвестны современным лингвистам. Лишь несколько людей во всём цивилизованном мире обладали квалификацией, теоретически позволявшей прочитать древний текст. Один из них работал в музее естественной истории в Нью-Йорке, двое — в Лондоне и двое — в Санкт-Петербурге. Никто из них, однако, не смог продвинуться далее определения жанра документа. Все они согласились, что он был чем-то средним между завещанием и пророчеством. В остальном же мировые лингвистические светила лишь с глубочайшим сожалением признали свою беспомощность. Русские посетовали на то, что их учитель — академик, выдающийся египтолог, лауреат Ленинской премии и знаток древних языков — умер ещё в советские времена. По антинаучным слухам, усиленно и, как всегда в таких случаях, безуспешно подавлявшимся властями, последним научным проектом академика стала расшифровка папируса, посвящённого добровольному уходу из жизни. После окончания работы выдающийся учёный, как и было предписано в древнем трактате, лёг в один из музейных саркофагов, прочитал вслух рукопись египтян и… умер. На спокойном лице покойного осталась удовлетворённая улыбка в последний раз оказавшегося правым исследователя. С тех пор немедленно изъятый документ находился в том же секретном месте, что и предсмертные признания Сталина, имена настоящих убийц Кеннеди и заспиртованные останки инопланетян. По мнению специалистов из Санкт-Петербургского университета, только их покойный кумир мог разгадать тайну пророчества, начертанного чернилами органического происхождения на пергаменте из шкуры пока не определённого животного. Но они ошибались. Сидевшая в полном сигарного дыма лондонском баре красивая сероглазая женщина обладала способностями, которые даруются Высшим Существом только тем, кого оно решило облагодетельствовать или погубить.
По-детски шевеля губами, Мари читала документ в девятый раз, когда произошло чудо и всё, изображённое на таинственном пергаменте, вдруг связалось в единое целое, непонятные слова неожиданно получили смысл и сложились в ставшие понятными строчки. Мари засмеялась от радости и даже — что она по старой памяти делала чрезвычайно редко — мысленно поблагодарила Бога за своевременную помощь. «Потомку пастуха, произошедшему от сожительства с египетской рабыней… Познавшему ненависть к избранному народу… Разрушителю новой Вавилонской башни…» — читала она первую часть пророчества. Ей по-прежнему предстояло расшифровать, кем же мог быть этот загадочный ишмаэлит — потомок Авраама, выгнавшего в пустыню любовницу-рабыню с маленьким сыном, — но уже было гораздо легче! «Когда Земля приблизится к Красной планете, когда сын дракона увидит блеск звёзд, когда два колена Прародителя решат, что они должны возлюбить друг друга…» — Мари забыла про запотевший бокал белого вина на стойке и, не отрываясь, проглатывала вдруг ставшее понятным содержимое рукописи. Она не сразу поняла, что ей что-то мешает, и в раздражении прислушалась к разговору пары, расположившейся по соседству.