слова Андрея, Петра или Фомы, будь эти предания всего лишь коллективной памятью церквей, к которым принадлежали старцы. Папий ожидал, что эти предания старцев авторизованы личными контактами.
Устная традиция, как правило, коллективна:
Корпус информации больше, чем вмещает память конкретного человека, поскольку информация — это память; иначе говоря, она идет не только от одного человека к другому. Выступления проходят не перед одним–единственным слушателем, а перед целыми аудиториями, а историческая сплетня распространяется так же, как любая другая. Так что на практике корпус представляет собой то, что известно общине или обществу — определение, аналогичное определению культуры[89].
В этом смысле в раннехристианских общинах, разумеется, имелась коллективная традиция. Однако существование коллективной памяти, сформированной частым воспоминанием и повторением преданий в контексте общины, отнюдь не исключает роли отдельных личностей, особенно компетентных в традиции. Роль личностей и их взаимоотношения с общинными традициями отличаются в разных сообществах[90]. Эти более общие вопросы, связанные с передачей евангельских преданий, мы обсудим в главах 10–12. Здесь же мы просто подвергнем сомнению утверждение, что коллективная память якобы исключала индивидуальных, известных по именам информантов, гарантирующих достоверность преданий об Иисусе, или занимала их место.
Папий, очевидно, стремился не к воспроизведению коллективной памяти как таковой. Его явно не интересовала запись евангельских преданий в том виде, как они регулярно воспроизводились в его собственной церковной общине. Даже в Иераполе он ориентировался на собственный личный контакт с дочерьми Филиппа. Папия, как собирателя и будущего описателя евангельских преданий, интересовали живые свидетели — и доступ к ним через короткую и легко проверяемую цепочку известных по именам информантов. Естественно предположить, что авторы Евангелий (наших канонических Евангелий), проводившие работу одновременно с Папием, смотрели на свою задачу так же — что, собственно, и подтверждает предисловие к Евангелию от Луки. Записывая евангельские предания, евангелисты должны были обращаться либо к самим очевидцам, либо к надежным источникам, связанным с очевидцами непосредственной личной связью. Коллективная традиция как таковая хорошим источником не считалась[91].
Такова же была традиция, с которой работали христианские авторы второго столетия: не анонимная циркуляция в кругу общины, какую воображают себе многие современные исследователи Евангелий — а передача информации от одного конкретного человека к другому. По удачному совпадению, лучшее свидетельство этого исходит из той же области, где жил и работал Папий — провинции Азия. Ближе к концу II века Ириней, проведший там детство и юность, часто и с теплотой (но и не без цели) вспоминал современника Папия, Поликарпа, епископа Смирнского (умершего в середине II века в возрасте восьмидесяти шести лет) и его рассказы о евангельских преданиях: