Арестовали нас почти сразу же… можно конечно сказать, что мы сдались, почти одно и то же было бы. Со связанными пластиковыми наручниками руками, я сидел больше часа в Хаммере, стоявшем рядом с командным центром и ждал, пока британцы засекут работу передатчиков и нанесут ракетно-бомбовый удар, на чем и закончится моя жизнь и жизнь нескольких десятков североамериканских солдат, которые получили оружие несколько дней назад, и которым даже не сказали толком — с кем им придется воевать. Но британцы удара почему то не нанесли, и двое парней, форма на которых на одном висела мешком, а на другом чуть не трескалась по швам — проводили меня в человеку по имени Вулби. По крайней мере — именно это было вышито черными нитками на его табличке с именем.
Вулби был из числа самых угнетенных граждан Америки — белый мужчина от сорока до пятидесяти, нормальной ориентации и голосующий за республиканцев. Если снять с него военную форму — то его можно было бы обрядить в любую, от формы полицейского, до комбинезона строительного рабочего — и он бы выглядел в ней так, как будто в ней и родился. Он сидел за столом, а на столе лежала карта, пистолет и стояла чашка с кофе.
— Ваше имя, сэр? — негромко и внешне безразлично спросил он — только не врать.
— Князь Александр Воронцов, вице-адмирал Флота Его Императорского Величества Николая Третьего, в отставке потомственный дворянин.
Вулби кивнул, как будто именно это и хотел услышать.
— Как вы оказались в Соединенных Штатах, сэр? Застряли в Норфолке и решили выбираться самостоятельно?
— Никак нет, сэр. Я живу здесь уже восемь лет. У меня есть грин-кард.
— Вы представлялись сотрудником Секретной Службы.
— Это не так. Я выполнял и продолжаю выполнять особое задание, суть которого не имею права раскрывать.
— Кем дано это задание? Нашим правительством?
— Никак нет, Его Императорским Величеством Николаем Третьим.
Рука Вулби, на форме которого красовались полковничьи погоны, замерла над картой, словно раздумывая, что выбрать — кофе или пистолет. Выбрала все же кофе.
— Вас задержали в зоне боевых действий, при вас обнаружили спецоружие, фальшивые документы, значительную сумму денег. Долгие годы меня учили воевать против вас. Что мешает мне расстрелять вас за шпионаж. Или повесить?
— Закон и здравый смысл, сэр.
Полковник посмотрел на меня с интересом — впервые за все время нашего разговора.
— Не могли бы вы разъяснить подробнее?
— Охотно. Живя здесь, я пришел к выводу, что североамериканцы уважают закон, как ничего другое в жизни — и я надеюсь, что мой вывод справедлив. Закон гласит, что никто не может быть судим и расстрелян без доказательств вины и справедливого суда — я же не сделал ничего плохого, и у вас нет никаких доказательств, свидетельствующих о моей вине. Что же касается моей работы на иностранное государство — то это не преступление, и я как раз ехал в Вашингтон, чтобы надлежащим образом подать сообщение о том генеральному атторнею САСШ.