– Андреас, – машинально по-гречески ответил я, совершенно сбитый с толку всем услышанным от Гедеона.
– Рад познакомиться! – сказал Гедеон, сверкнув приветливой улыбкой. – Андрей, нам нужно поговорить о многих важных делах и о процедуре твоей обратной телепортации. Идем со мной. Здесь слишком много посторонних глаз и ушей.
Я покорно встал и пошел за Гедеоном, подобно заблудшему страннику, неожиданно обретшему надежного проводника.
Одевшись, мы вышли из бани и направились в ту часть города, где было много небольших одноэтажных домов, лепившихся один к другому, как соты в пчелином улье. В этом квартале Левк жила беднота.
Гедеон привел меня к дому, стоявшему в конце переулка. На двускатной крыше этого неказистого жилья ворковали голуби. На двери висел бронзовый замок формой и размерами похожий на школьный пенал. Гедеон достал из небольшой кожаной сумки, привешенной к поясу, длинный ключ с крючком на конце. Открыв замок, он толкнул скрипучую дверь и вежливым жестом пригласил меня первым пройти внутрь дома. Я без колебаний вошел, сразу ощутив запах пыли, нагретого дерева и высушенных трав.
– Здесь живет вдова, занимающаяся врачеванием скота и домашней птицы, – сказал вошедший за мной следом Гедеон. – С самого утра она ходит где-то по своим делам, а домой возвращается лишь под вечер. Я снимаю тут комнату за два сестерция в день. Плачу, можно сказать, по-царски за пребывание в этом хлеву! – Гедеон желчно усмехнулся и похлопал меня по плечу. – Проходи, приятель, вон туда.
Комната, где я очутился, имела два выхода: один вел в прихожую, которым воспользовались мы с Гедеоном, войдя сюда, другая дверь вела во внутренний дворик, обнесенный каменным забором и глухими стенами двух примыкавших к забору соседних домов. Единственное окно в комнате выходило во внутренний двор.
Полупрозрачная занавеска на окне едва заметно колыхалась под легким дыханием теплого ветра. Из мебели в комнате стояли стол, два стула, кровать и сундук в углу. Здесь царил прохладный полумрак, в котором отдыхали глаза после слепящего солнца.
Подойдя к окну, я увидел во дворе медную ванну под легким навесом из грубой ткани. В ванне плескалась голая загорелая девочка лет двенадцати, черные вьющиеся волосы которой были собраны в тугой узел и закреплены заколками. Несколько непослушных длинных локонов выпали из этой нехитрой прически и змеились вдоль прелестного девичьего лица с большими глазами и прямым точеным носом.
Я сразу узнал в этой чернокудрой миловидной девочке благовоспитанную пастушку, с которой случайно повстречался вчера вечером на горной тропе.