Жаль, что потом витрины убрали, чтоб поставить побольше столиков…
Решаем, что первым лопать поеду я, потом сменю Надю.
Ехать совершенно неожиданно приходится на квадрацикле веселенькой расцветки, ведомом одним из знакомых уже санинструкторов.
– Склад нашли, ага. На больницу четыре выделили, для разъездов, ага.
– И как?
– Полный здец! Жрет все подряд и бегает шустро, ага.
– На заводе что?
– Тоже полный здец, но по-другому, ага. Нас вот поменяли, ага.
– Потери были?
– Ага!
– Кто? Из наших?
– Не, там которые сидели еще мрут, ага. У кого там сердце, кто еще что, ага.
Ожидаемо. Ничего другого от концентрационного лагеря и ожидать не стоит. Такая уж веселая у них слава, начиная с самых первых, американских и английских. Помню, здорово удивился, когда впервые увидел фото скелетоподобных дистрофиков, перед которыми заключенные Освенцима выглядели упитанными пухликами. Дистрофики оказались американцами – янки, которые находились в концлагере Андерсонвилл. Его считают первым концлагерем, тут американцы уверенно держат пальму первенства. Оттуда же и милое сердцу многих художников и дизайнеров словечко «дедлайн», хотя в концлагере XIX века оно означало не конец срока выполнения работы, а банальную линию на земле, просто переступив которую заключенный подлежал отстрелу часовыми с вышки.
Справедливости ради надо отметить, что условия содержания пленных южан у северян были не лучше, ну а про англичан, в лагерях которых семьи упертых буров дохли тысячами, и говорить не приходится. Равно как и у поляков, заморивших десятки тысяч пленных красноармейцев. Да, впрочем, сейчас и про немецкие концлагеря уже забыли…
Нет, как-то все же мозг не воспринимает очевидное – вот он, настоящий концлагерь со всеми удобствами. А как-то отчужденно это понимается, не может такого быть, не должно: люди же, свои же, черт возьми.
В больнице много незнакомого народа, в столовой тесно.
– Апять трапки, апять нэт парадка! – бурчит паренек в белом халате и камуфляже, явно занимающийся уборкой.
– Достал ты, Побегайло, зануда тошный, – отвечает ему такой же мальчишка.
– Вот я тэрплу, тэрплу, так нэ вытэрплу, вдару, так пэрэвэрнэшься! – веско возражает тот, которого назвали Побегайло. Крепкий парень, квадратичный такой, и его собеседник затыкается.
Оказывается, из школы санинструкторов прислали полсотни пареньков на обучение, да из завода на реабилитацию – полтора десятка обнаруженных там медиков. Скоро им туда, опять в лагерь. Больница забита битком, некоторое количество уже разрешено, оказывается, эвакуировать. О сектантах ни слуху ни духу, но, в общем, болтать некогда. На скорую руку выхлебываю щи, кашу с какой-то подливой, и тот же паренек отвозит меня обратно и забирает Надежду.