Да и мне что-то не хочется в Средневековье. Лучше уж тут. Пробираться по лесу, сквозь который идет заброшенная дорога…
Впереди вроде как прогалина. «Буханка» встает, неразговорчивый шофер вылезает из кабины, вытягивает из салона носилки. Правильные носилки, жесткие, корытцем.
Капитан Ремер что-то уточняет по рации.
Кивает нам. Идем следом.
Огонек небольшого костерка видим, когда чуть не натыкаемся на него – огня мало, да и ветками прикрыт. У огня лежит вытянувшись человек. Рядом сидит еще один. Потом оказывается, что третий в секрете, мы его прошли, не заметив.
Пока осматриваю раненого, сидящий у костра получает от Ремера пару консервных банок и, не открывая, закатывает их в угли. Мне не светит получить горячими шматками в затылок и потом благоухать тушенкой, о чем и говорю прямо.
Парень молчит, вместо него меня успокаивает Ремер:
– Огонь разогревает консерву невскрытую – до второго щелчка. А потом – уже бабах! Вот щелкнуло. Слыхал? Еще раз щелкнет, и можно вынимать. Преимущество – греется быстрее. Как в пароварке.
Ну раз так, то и ладно. Раненый очень тяжел. Ранений три. Все огнестрел. Все полостные. Живот. И позвоночник тоже пострадал. И тащили его эти двое на доске, так что смещались отломки, скорее всего.
Ладно, что мог – ввел, теперь вывозить его надо. Как смог подбинтовал. Снаружи крови мало, а что внутри делается, даже думать боюсь.
Носилки-то правильные, да его еще и переложить надо так аккуратно, чтоб дополнительно не повредить. Вот так и стараемся уложить, чтобы позвоночник не тревожить. Тут еще оказывается, что и тот, который у костра, тоже ранен. В ногу.
Опять возня. Наконец трогаемся, аккуратно неся носилки. В «буханке» размещаем ручками в петли – штатная «буханка», все на месте. И так же медленно выбираемся из этого леска. Туман еще больше густеет. И почти стемнело, пока я копался. Теперь совсем чутка – и, считай, дома.
– Мне придется в «буханке» ехать, – говорю я капитану Ремеру, шагающему рядом.
– Это еще зачем? – почему-то удивляется он.
– Ну так присмотр за раненым нужен. Честно скажу, у меня в такой обстановке таких тяжелых еще не было. Можем не довезти, – в свою очередь удивляюсь теперь уже я.
– Не нужно – отрезает капитан.
Странно как-то.
Сзади нас, серьезно поотстав, тащится троица – молчун с дыркой в ноге тяжело обвис на плечах своего товарища из секрета и нашего «салобона безавтоматного». Прыгает на одной ноге, видно, что уже силы кончились, только немного воли осталось. Ильяс замыкает наше шествие, вертит башкой, как сова, на все триста шестьдесят градусов. И что меня как-то настораживает – туда Ильяс шел как на прогулку, мало что не насвистывал, а сейчас, когда обратно идем, напряжен, ну не так напряжен, как студентка на первом экзамене, а… черт, не знаю, как это объяснить, но я вижу, что начальник готов отреагировать в доли секунды на любое воздействие, на боевом взводе наш снайпер. Идет как-то по-особенному мягко, развалисто.