Ильяс еще строго внушает внучку, чтоб зря не давил на кнопку выброса магазина, но это уже сверхсыт. Пистолет вручается парню, ставится торжественно на тот самый полувзвод, и Тимур неловко засовывает в магазин восемь патронов, оставшиеся ссыпает в карман и осторожно укладывает килограммовую пушку в другой.
– Долго еще ехать? – спрашиваю начальство.
– Вроде нет. Но ты, того, не расслабляйся. И брось заморачиваться по поводу сегодняшних последних героев «Остаться в живых в Доме-3».
– Ну я не очень заморачиваюсь…
– Не ври, все вижу! Тебе, медику, жалко, что десяток живых организмов отправили, возможно, на мясо. Но это их выбор. Понимаешь, когда есть толпа народа, надо, чтоб люди работали, иначе сдохнут. Надо и принуждать. Как детей. Вот Махмуд поступил хорошо, его папа похвалил, а Мамед – плохо, его папа сильно наказал. Все всем понятно и наглядно, надо быть, как Махмуд. Если не накажешь – все будут себя вести плохо, а в наших условиях это амба. Сечешь? Так потеря двух десятков – а остальные стараются, работают, сами же за собой убирают, сами же себя обустраивают, сами за собой присматривают. Начнут все дармоедам да крикунам подражать, хана и, как выше сказано, амба. А теперь с новичком пересядьте-ка к задней двери. Сумку не забывай и знаешь что… Давай-ка махнемся пистолетами. Не, ремень свой себе оставь, а кабур давай сюда.
Привесив снятый с меня ПБ себе на пузо и проверив наличие в кабуре пистолета, магазина и глушителя, Ильяс поворачивается к нашему сопровождающему:
– Земляк, сядь назад, а?
– Это зачем? – бурчит хромой недовольно.
– Там удобнее сидеть.
Молчун не отвечает. Сидит, где сидел. Ильяс вздыхает, просит водилу если что, так сразу двери открыть. Водила утвердительно ворчит что-то.
Мы въезжаем в какой-то поселочек. Мелькает несколько домов хрущевской постройки, вроде частный сектор с другой стороны – в общем, жилье. В свете фар редкие зомби. Совсем неподвижные. Автобус объезжает кучи перекопанной земли во дворе, вижу справа торец хрущевки, поворачиваем направо во дворик вроде. «Буханка» идет следом, ее фары светят нам в корму.
– Эй, это тут? – обращается к молчуну водила.
По автобусу словно горсть шарикоподшипников барабанит, сыплются стекла, сзади гаснет свет «буханки», наш автобус дергается резко вперед, но тут же зубодробительно тормозит с характерным бумп – нас швыряет вперед, немилосердно стукая обо все, что выступает. Ильяса, который, видно, больше оберегал прицел на автомате, чем себя, так вообще лицом впечатывает в торпеду. В проход мягким мешком валится молчун – и все это под треск автоматных очередей, и звон сыплющегося стекла, и грохот пуль по обшивке автобуса.