Калифъ вскрикнулъ, бросился, обнялъ дочь, и ни слова не говоря, повелъ ее въ Альказаръ. Здѣсь, приведя къ себѣ, онъ всячески ласкалъ ее и, наконецъ, сталъ умолять простить его за подозрѣніе.
Саида оставалась смертельно блѣдна, трепещущая, едва живая.
— Что же съ тобой? спрашивалъ калифъ. — Неужели я такъ испугалъ тебя? Виновенъ во всемъ клеветникъ, обвинившій тебя въ преступленіи самомъ ужасномъ. Онъ сказалъ мнѣ, что ты тайно, всякій день, носишь хлѣбъ плѣннику-христіанину. А у тебя бывали цвѣты.
— Нѣтъ, родитель! воскликнула въ ужасѣ Саида, ломая руки, и страцшая, какъ сама смерть. — Нѣтъ, въ фартукѣ моемъ былъ хлѣбъ, а не цвѣты. Я всякій день носила туда пищу, чтобы спасти отъ смерти рыцаря. И въ этотъ разъ я тоже несла хлѣбъ…
— Но какъ же оказались вмѣсто хлѣба цвѣты? изумился калифъ.
— Этого я не знаю. Понять этого нельзя! А тотъ, кто пойметъ, долженъ умереть. Ахъ, какъ желаю я это понять.
— Стало быть, это чудо?!
— Да… И чудо не Аллаха, а чудо Бога христіанскаго. А мнѣ надо умереть…
— Не кощунствуй, дочь милая. Только Аллахъ правовѣрныхъ мусульманъ можетъ твордть чудеса на землѣ.
— Стало быть Аллахъ заступился за меня и плѣнника-христіанина, хотѣлъ спасти насъ отъ гнѣва калифа.
— Нѣтъ, дочь… Аллахъ не можетъ простить твой грѣхъ, твою помощь гяуру, собакѣ, христіанину.
— Вѣрю я въ это, отецъ, и спрашиваю: Кто же обратилъ въ единый мигъ пищу и хлѣбъ въ цвѣты?..
— Не знаю… Не понимаю…
— Я начинаю понимать и чувствую, что должна умереть.
И Саида лишилась чувствъ, долго лежала безгласная, безжизненная…
Три дня никто изъ правовѣрныхъ не видалъ повелителя; калифъ сидѣлъ одинъ, удрученный, задумчивый, терзался въ борьбѣ съ самимъ собою. Духъ сомнѣнія овладѣлъ имъ и мучилъ его…
Наконецъ, на третьи сутки, уже въ ночь, изъ Альказара вышелъ простой мавръ, судя по его скромной одеждѣ. Онъ прошелъ садъ, обошелъ казематъ и, отворивъ своимъ ключемъ тяжелый затворъ главныхъ воротъ, скрылся подъ темными сводами тюрьмы.
Но чрезъ нѣсколько мгновеній два человѣка снова вышли изъ этихъ воротъ: мавръ и узникъ-рыцарь.
— Иди вотъ въ этотъ домикъ, сказалъ мавръ — тамъ найдешь ты нашу одежду… За ночь выходи изъ города… Ступай на родину. Да сохранитъ тебя въ пути твой Богъ. И да проститъ мнѣ Аллахъ и Магометъ мой страшный грѣхъ предъ заповѣдью Корана.
— Благодарю тебя, добрый человѣкъ! воскликнулъ кастильскій рыцарь. — Но если узнается твое доброе дѣло, ты погибнешь. Калифъ тебя казнитъ.
— Нѣтъ. Калифъ самъ себя теперь казнитъ. То, что теперь въ душѣ его, хуже смерти! Узнай! Самъ Абенъ-Серрахъ съ тобою говоритъ…