Помимо газона была еще и клумба. Правда, она в настоящий момент пустовала, просто её границы были выложены крупными камнями, покрытыми бронзовой краской, а земля старательно перекопана. Видимо, прошлые владельцы утащили с собой и все цветы, которые выращивали здесь. Лота особой страсти к садоводству не испытывала, так что можно было с уверенностью сказать, на месте клумбы в скором будущем тоже вырастет трава, главное следить за тем, чтобы дорожка ею не зарастала.
Осмотр территорий тоже ничего нового в жизнь Ланца не привнес, лишь усугубил его меланхолию. От нечего делать, он встал на ступеньки, опершись спиной на входную дверь, и принялся наблюдать за своими соседями и простыми прохожими.
Невольно вспоминались оживленные улицы Берлина, его жители, каждый из которых был по-своему ярок и привлекал внимание. Здесь даже жители были серыми, под стать городу. Все куда-то спешили, все ходили, понурив голову, стараясь не выделяться из толпы, были той самой пресловутой серой массой, которая одним фактом своего существования портила настроение, заражала своим дичайшим пессимизмом и навевала не самые радужные мысли. Дитрих терпеть не мог тех людей, что всем своим видом старались продемонстрировать, что им нет ни до чего дела. Впрочем, здесь следовало бы немного разграничить понятия равнодушия. Оно, в понятии Ланца могло быть показным, напускным, когда некто делает лицо кирпичом и на полном серьезе заявляет, что ему все равно. И ему, на самом деле, все равно, потому что у него свой стиль жизнь, свои стремления и свои определенные цели. Таких людей Дитрих уважал, и к таким относил себя самого. Был еще и второй тип людей равнодушных. Те, для кого равнодушие было не стилем жизни, а попыткой не привлекать к себе внимание. Такие люди вызывали тихое раздражение. Ланц прекрасно понимал, почему они начинают сливаться с толпой. Потому что у них на лбу крупными буквами написано «лузеры». Кто-то когда-то вбил в их голову эту мысль, а они, вместо того, чтобы попытаться опровергнуть данное заявление, сами прониклись идеей, поверили в свою никчемность и теперь жили так каждый день, равнодушно, бесцветно, неряшливо. Ни к чему не стремились, ничего не добивались.
У них была только одна цель в жизни, хоть как-то прожить очередной день. Не биться за улучшение, а просто плыть по течению. Такие люди вызывали непреодолимое желание пнуть их побольнее, раз уж они сами позволили вытирать о себя ноги.
Ланц ненавидел школьную иерархию.
Она всегда казалась ему неправильной. Раздражали и вызывали рвотный рефлекс те, кто кичился своим положением в обществе, стремился ставить себя выше других, при этом оставаясь обычными ничтожествами с завышенной самооценкой. Они самоутверждались за счет других, повышали свой авторитет, забивая, не только морально, а иногда и физически тех, кто был слабее и не мог достойно ответить на выпады местных «царьков», вообразивших себя невесть кем.