– Пей!
– Такая доза убьет меня.
Князь нервно плеснул глоток отравленного вина в наполовину опорожненный кем-то кубок, испачкав льняную скатерть кровавыми каплями, расползавшимися по чистой ткани преследующими нас сегодня символичными пятнами.
– Пей!
Олег опрокинул содержимое кубка залпом.
– Я все равно в ловушке, Рюрик! Если противоядие поможет Синеусу – выходит, что я отравитель, если мой порошок ускорит кончину твоего брата – я все равно останусь главным подозреваемым
– Да, твое снадобье может быть полезным для тебя и гибелью для нас.
– Прошу тебя, верь мне! Я не виновен. Дай время – я найду убийцу!
– Все сходится на тебе.
– Может, в этом-то и есть доказательство моей невиновности.
– Мой отравленный брат умирает, яд оказывается у тебя – и это доказательство твоей правоты?!
Рюрик жестом, без слов, разрешил нам одеться, выкрикнул стражу, и пока мы с гусляром натягивали сброшенную под ноги одежду, Олег в сопровождении двух дружинников отправился из гостиной в мрачный подвал, сооруженный под одной из башенок княжеского жилища. Кто мог предположить, что его первым узником станет младший брат многолетнего правителя ильменских словен, добровольно отказавшийся от власти в пользу приглашенного варяга.
Лекарь напомнил о себе, разбавив очередную порцию ядовитой жидкости виноградным напитком, бережно поставив переполненную чашу на незапятнанный край стола. Кубок притягивал наши взгляды, словно бирюзовый браслет, когда-то погребенный Рюриком на дне священного озера. Здесь выбор был куда трагичнее, и делить его было не с кем.
Дрожащим шагом князь подошел к столу, двумя неуверенными руками взял сразу утонувший в огромных ладонях кубок и, присев на корточки, склонился над Синеусом, возле которого уже суетился стряхнувший с себя оцепенение лекарь. Их тела заслонили от меня лицо лежавшего, но по тому, как через миг они оба резко отпрянули от Синеуса, и прервалось глухое мычание – я понял, что коготь смерти пронзил сердце брата Рюрика. И почти с предсмертным вздохом умирающего распахнулись створки филенчатых дверей, и ввалившийся в гостиную дружинник, в разодранной до пупка рубахе, сходу прокричал:
«Князь, беда, Олег сбежал!»
Наступила ночь, и ее сумрак проник и сквозь плотно закрытые ставни окон, и сквозь натружено дышащие поры человеческих тел. Синеус умер, и смерть его была ускорена глотком ядовитого напитка, поднесенной рукой любящего брата; Олег скрылся, выхватив меч у зазевавшегося дружинника, и бегством из-под стражи признался в очевидности злодейского отравления – низвергающийся поток необходимых действий ослабил свою удушающую хватку, и Рюрик обмяк, оцепенев у остывающего тела Синеуса.