— Это какой рыцарь? — оторвал взгляд от пламени Пермя. — Госпитальер?
Вопрос озадачил лива. Кроме ливонского ордена существовали и иные, но госпитальеры?
— Понятно, — глубокомысленно произнес Васильич. — Поздние рыцарские ордена, упрощенные, так сказать.
Мишка не поддержал разговор — его как-то не очень волновала тема рыцарства. Но Илейко помнил свою детскую мечту: а вот бы стать Ritari (рыцарь, в переводе, примечание автора)! Да и название какое-то не очень, чтобы очень. Рыцарский меч, рыцарский крест — это понятно, но госпитальер как-то тяготеет к госпиталю. Медбратья, что ли? Хотя, оно, конечно, верно: вид крови и ран может выдержать далеко не каждый, тут особая сила духа нужна.
— Быть госпитальером удосуживался далеко не каждый, — тоном учителя заговорил Пермя. Точнее — тоном Наследника забытых знаний. — Помимо рыцарской Доблести самым важным правом считалось Право Крови. Ее чистоту нужно было показать на протяжении шестнадцати поколений. Такая вот строгость, можно сказать, Божественная.
— Ну и как же, интересно мне знать, можно было проверить правдивость шестнадцати поколений, непорочные связи и прочее-прочее? — с большой долей скептицизма спросил Илейко.
— По запаху, — вдруг сказал Хийси и, то ли беспокойно, то ли раздраженно, заерзал на своем месте. — Чего тут не понять?
— Точно, — сразу согласился лив, поднялся на ноги и вышел в область темноты. Снег, прилипший к деревьям, уже успел стаять, вот только на земле он все еще лежал, будто разбросанные лоскуты белой материи. Ночь случилась безоблачной и звездной, и каждый звук, оброненный Природой, бесконечно долго не затухал, передаваясь мельчайшими капельками воды, наполнившими атмосферу. Дышалось очень привольно, и, казалось, воздух слегка пьянил. Так на самом деле и было, потому что у водопадов люди зачастую ощущают состояние сродни с легкой эйфорией, вызванному частицами вдыхаемой влаги.
Конечно, Пермя знал куда больше, чем любой из живущих ныне людей. Он этим, понятное дело не кичился, но, иной раз, слушая от него вполне очевидные истины, которые ранее просто не приходили в голову, возникало некое раздражение. Что раздражало — пес его знает. Наверно, свое собственное невежество.
Илейко постоял рядом с верной кобылой, погладил ее по гриве, пытаясь собрать множество разрозненных мыслей в понятную хотя бы ему самому форму и понял, что чем больше он знает — тем меньше он понимает. Госпитальеры, конечно, не имели с больницами и лечебницами ничего общего. На руническом санскрите go-pitha — означает "защита", отсюда и "господин", и та же "госпиталь". Но "господин" еще подразумевает "единственный защитник", берущий свой смысл слова от бога Одина. Один — вовсе не имя, или, как его еще называют хунгары и прочие немцы Oden. Один — это уникальность, это начало, это неповторимость. В то же самое время некоторые люди называют одиночество "alone". Все это взаимосвязано, поэтому и Авалон, и Аполлон, и даже Олонец. Божественная суть — быть одиноким. Счастье это, или горе? Ни то, и не другое. Это — Бог.