На шестую ночь плавания пирога с разгона врезалась в какие-то заросли; ветви яростно хлестнули по лицу, и мы остановились.
Сколько ни кружили мы, держась берега, так и не смогли найти протоку, что привела нас в это закрытое озеро. Берегов, как таковых, здесь не оказалось.
Педрито погрузил весло в воду; она закрыла половину лопасти.
— Мы на мели, доктор!
— Я пойду посмотрю, что там, — сказал я, вылезая из пироги. — Река должна быть недалеко. Может быть, нам удастся протащить пирогу через заросли, если они не очень густые.
— Хорошо бы так, доктор, — отозвался он. — Только эти реки очень уж опасны, даже когда кажется, что знаешь их, как свои пять пальцев. Не зря говорят: в море и моряки тонут. Пойду ка и я с вами.
Луч электрического фонарика запрыгал по кустам, обежал стену зарослей, сжимавших нас со всех сторон, и уткнулся в темную воду возле пироги. Когда он погас, мрак показался нам еще непрогляднее.
В конце концов мы убедились, что нам не выбраться отсюда, пока не рассветет или луна не соблаговолит выглянуть из-за туч. Мы повернули назад, но, увы, ни пироги, ни даже маленького озерца, где она осталась, мы не нашли. Решили ждать: в темноте можно было споткнуться о каймана или разбудить анаконду, висящую на ветвях, может быть прямо над нашими головами. Такие затопленные подлески — идеальное место для водяных удавов.
Простоять несколько часов в теплой воде, когда воздух удушливо жарок, не так уж страшно. Нам оставалось ожидать только нападения комаров. Комариный концерт начался без промедления. Одинокий писк скоро перешел в звон, гул, многоголосую симфонию, раздававшуюся отовсюду: из кустов, с вершин деревьев, от воды.
Я вздумал опереться спиной о ствол дерева, но скоро почувствовал укусы еще более жгучие, чем уколы комаров. Оказалось, дерево кишит муравьями, укрывшимися здесь от наводнения; они ни с кем не желали делить свое убежище. Я отшатнулся от ствола, но было поздно: муравьи облепили меня, забрались под рубашку и кусали немилосердно куда попало.
Время тянулось медленно. Лес безмолвствовал; вода между деревьями струилась совершенно бесшумно; не раздавалось ни единого голоса, ни шума крыльев ночной птицы.
Тяжелые тучи вереницей скользили по небу, на востоке то и дело вспыхивали зарницы, но гроза так и не разразилась.
По мере того как светало, перед нами представал пейзаж, совсем не похожий на тот, что мерещился в темноте. Таинственный огромный лес с цепью озер, с зарослями и черными тоннелями — при свете солнца все это исчезло. Осталось только болото, образовавшееся при слиянии Меты с левым притоком. Боковая струя увлекла нас в теплую заводь с несколькими чахлыми деревьями. Наша пирога оказалась всего в нескольких метрах от нас.