Он судорожно силился преодолеть навалившийся на него страх; ужас отупляет мозг — это омерзительное состояние, которому, казалось, не будет конца. Если турбоконтеры, которые появятся вслед за истребителями, несмотря на принятые ухищрения, все же обнаружат их, на смену предвечному сну придет вечный, и умрут последние живые клетки мозга.
Но Эмиль ни о чем не жалел. Не раскаивался. Он только ненавидел. Ненавидел противника. Ненавидел Ярдока, который уже учитывал эту ненависть в своих планах и знал, что она делает человека бессердечным, подгоняет, подстегивает его, позволяет легче переносить ужасы боев и прочие страсти. Ненависть заглушала все остальные, более гуманные, более человеческие движения души.
Сколько длилась эта пытка, Эмиль не мог бы сказать. До той секунды, когда острая боль в коленных суставах подсказала ему, что действие инъекции ослабевает, прошла, похоже, целая вечность. Под накидкой нечем стало дышать, хотелось освободиться от нее, но пальцы не повиновались. Он со стоном повалился на бок, его скрючило, потом стошнило.
Из беспамятства Эмиля вывел чей-то пинок.
— А ну выползай!
Эмиль с удивлением заморгал при виде темного, цвета спелой вишни, солнца, недвижно повисшего над верхушками деревьев на далеких горах. Прошло несколько секунд, прежде чем он пришел в себя от изумления:
— Солнце...— проговорил он.— А ведь была ночь...
Ярдок так и прикипел к нему своими зелеными глазами, смерил с головы до ног и сказал с отвращением:
— Свинья! Ты весь в блевотине. И с такими трусами мы должны победить! Чтобы через три минуты привел себя в порядок, не то я загоняю тебя так, что сам себя в зеркале не узнаешь!
Подошел командир.
— По данным компьютера, из окружения удалось вырваться пятнадцати таким группам, как наша. Противник немедленно перебросит сюда силы с других участков, чтобы заманить нас в еще один котел. Есть два варианта. Либо мы несколькими быстрыми переходами доберемся до сборного пункта, выбранного компьютером, либо будем действовать на свой страх и риск. До возможного контрнаступления наших войск по крайней мере три дня.
— Я за то, чтобы взять заложников,— ответил сержант Лебоб, оскалив зубы.— Немного развлечься было бы не худо.
И ухмыльнулся в ожидании ответа. Остальные согласно кивнули.
Один Геллерт позволил себе полюбопытствовать:
— А что компьютер говорит насчет этого феномена со временем? Укола-то хватает всего на два часа, а сейчас, глядите,— он указал на солнечный диск,— снова вечер.
— Черт побери, а ведь он прав,— пробормотал кто-то из стоящих рядом с Геллертом.