— Вы говорите по-немецки?
— Да, синьор...
Вдруг ему вспомнился другой отель, «Гавана-Хилтон», и эти газельи глаза, и эти расчесанные на прямой пробор и туго стянутые на затылке волосы. В день, когда они познакомились, Лусия, вся промокшая под проливным дождем, вбежала в кафе, где они завтракали, и представилась их переводчицей, ее прислал Институт кино.
— Лусия!.. Вы ведь Лусия Крус?
— Да, господин Бернсдорф.
— Вы меня узнали — тоже только что?
— Нет, сразу. Вы к нам из Западной Германии?
— А то откуда же.
Подкрашенные губы мадам Крус изобразили безликую улыбку, присущую всем женщинам из гостиничного персонала. Бернсдорфу вспомнилось, что тогда она была эмигранткой, коммунисткой, членом Гватемальской партии труда (ГПТ). После ареста мужа она с детьми бежала на Кубу.
— Здесь нам поговорить не удастся,— сказал он.— Вы могли бы найти время для меня?..
— Поговорить? О чем? — На лбу у нее собрались морщинки.— Оставьте это, господин Бернсдорф. Лучше нам не возобновлять знакомства.
— Но почему?
— Есть причины. Вон тот господин в кресле уже обратил на нас внимание. Когда вы выходите из отеля, он всегда идет за вами следом. Если он спросит, о чем мы с вами говорили, скажу, что вы интересовались руинами майя.
— Пожалуйста, как хотите, Лусия.
В другом конце холла Бернсдорф подсел к Кремпу, который смотрел программу «Телевисьон Насьональ». На экране погасло изображение человека с толстой шеей, выпирающей из мундира.
— ...Перед вами выступал полковник Андроклес Матарассо, кандидат в президенты, заместитель министра внутренних дел.
— Послушайте, Бернсдорф,— сказал Кремп,— я думал о наших с вами отношениях. И вот что странно: только мы с вами понимаем друг друга. В нашей группе, конечно. А мы что делаем? Молчим.
— Почему? Вы достаточно разговорчивы.— У Бернсдорфа вдруг пересохло горло, настроение его испортилось: он уже предчувствовал, о чем пойдет речь.
— Да, я не молчу! А вы? Сколько раз я уже спрашивал вас о ваших политических симпатиях? Чего вы сейчас хотите как художник, я вполне могу себе представить. Но не вы ли однажды сказали, что искусства вне политики так или иначе не бывает? Ладно, пусть не вы сказали это первым, знаю. Но как же все-таки насчет политики?
— Знаете, Кремп, каждый мечтает о своем.
— Интересно все же услышать, о чем думаете вы.
— О социалистической демократии,— сказал Бернсдорф, решив о своих убеждениях особенно не распространяться.
— Любопытно! И какого же образца? Какой модели?
— При чем тут модель? Пока такой нет и не скоро будет. Однако же в мире появились кое-какие явления, которых раньше не было и никто их себе не" представлял.