История не сохранила ни точного дня, ни тем более часа прибытия в Хельсинки авангарда «движущих сил» в лице Милитса, Сеппа и Липпмана. Известен лишь номер их машины — K-EV-183. Зато последствия данного «события» дали себя знать очень быстро: по Хельсинки поползли слухи один страшнее другого. Самые оптимистические утверждали, что с прибытием делегатов в городе исчезнет молоко и хлеб. Менее оптимистические — что на улицах начнутся рукопашные бои. И, наконец, совсем уж пессимистические — что фестиваль лишь предлог для вторжения русских.
К двадцатым числам июля в Хельсинки стянулись и остальные «движущие силы свободы». Раньше времени они старались не привлекать к себе излишнего внимания, пакостили по мелочам: заляпанные грязью или изрезанные финками фестивальные плакаты, несмелые крики «Хайль Гитлер!» в спину членам Международного подготовительного комитета и приехавшим советским туристам. Да и то по вечерам, откуда-нибудь из темных закоулков. «Корреспондент» из «Мюнхен курир» решил начать бой, когда в Хельсинки придет теплоход «Грузия» с советской делегацией.
...В тот день по обычно малолюдным улицам города к набережным и порту потянулись вереницы людей. Шли уже приехавшие делегаты фестиваля в красочных национальных костюмах и празднично приодетые хозяева-финны. До прибытия теплохода оставалось еще не меньше часа, а у стенки не протолкнуться. Тесно и в заливе до самого маяка Хармая от вышедших встречать «Грузию» белокрылых яхт, юрких катеров и степенно режущих иззелена-синюю воду моторных лодок. Вот, наконец, и громада теплохода, воздух сотрясается от приветственных криков, на палубу «Грузии» низвергается целый водопад букетов. Едва только закончилась швартовка, как тут же у причала на небольшой эстраде начался импровизированный концерт, зазвучали восторженные здравицы на многих языках. В Хельсинки пришел Фестиваль.
Начались и первые «разведывательные» вылазки «Фридом дайнемикс». В автобусы с советскими делегатами полетели камни, зазвенели разбитые стекла. Но Ралис и Стюарт остались недовольны: по всем законам психологии, уверяли специалисты там, в Лэнгли, резкий переход от праздничного веселья к угрожающей враждебности должен вызвать растерянность, страх, даже эмоциональный шок. Но русские почему-то не впали в панику — доносили контролеры-наблюдатели — пожалуй, лишь посерьезнели. Зато «движущим силам свободы» пришлось поспешно уносить ноги: хельсинкцы — свидетели инцидентов — высказали явное желание намять им бока.
«Что ж, посмотрим, в каком настроении они будут завтра...» — в словах Ралиса не чувствовалось и тени сомнения в непогрешимости «профессоров психологической войны».