Больше всего Дженни удивило дружелюбие гостей. Мими и Джек явно не приглашали людей, которые воротили бы нос от ужасного вина или захламленного дома.
Двоих или троих она несколько раз видела у себя в магазине, а остальные, едва услышав о ее талантах, забросали Дженни вопросами. Каждому хотелось знать, как вернуть к жизни засохшую юкку, можно ли смазывать буковые листья глицерином, когда и как подрезать бонсай…
Она как раз объясняла метод высадки нескольких видов растений в один горшок симпатичной жене фермера‑свиновода, когда рядом опять материализовался Гай.
– Пожалуй, мне стоит давать уроки по утрам, – улыбнулась она Гаю.
– Похоже, ты решила не откладывать. – Он показал на часы. – Восемь. Уже вечер.
– Уже восемь? – Спектакль начинался в восемь тридцать. Дженни, словно шестилетняя девочка на дне рождения, не скрывала огорчения.
– Нам нельзя опаздывать, – сказал Гай. – Терпеть не могу протискиваться мимо сидящих людей.
– А пьеса?.. – без всякого энтузиазма поинтересовалась Дженни. – Она… хорошая?
– О, потрясающая. Такое нельзя пропускать.
– А билеты? Дорогие?
– Ужасно.
– Нам обязательно идти?
Гай покачал головой.
– Не обязательно.
Опять чувствуя себя виноватой, она спросила:
– А тебе хочется пойти?
Он улыбнулся.
– Конечно нет. Я ненавижу чертов театр.
Вечеринка удалась на славу. Всеобщая игра в шарады была прервана в девять часов прибытием пикапа с китайской едой на шестьдесят человек. В десять все вышли в сад полюбоваться фейерверком.
– Я еще не спросил тебя, как ты проводишь время. – Гай отвел Дженни к скамейке, откуда они могли с комфортом наблюдать за представлением. Она поежилась от холодного сентябрьского воздуха, и он, сняв свой зеленый свитер, накинул его ей на плечи.
Дженни вдохнула слабый аромат одеколона, исходивший от мягкой шерсти. Носить одежду, которая еще хранит чье‑то тепло, – такое интимное переживание. Порадовавшись, что уже стемнело, она спросила:
– Ты хочешь знать, понравились ли мне твои друзья?
– Я хочу знать, пришла ли ты в себя и смогла ли выбросить из головы Бруно.
– Не волнуйся, я забыла его окончательно и бесповоротно. Публичное унижение расколдовало меня.
– Между прочим, он тоже показал себя не с лучшей стороны, – напомнил Гай. – Такие сцены не упрочат его репутацию.
– Пожалуй, нет. Вот и хорошо.
– Ты с тех пор его не видела?
– Нет. Теперь он сам занимается цветами… а может, очаровывает новую дурочку, которая возьмет на себя эту заботу. – Она поплотнее закуталась в свитер. – Но хватит о моих неудачах. Ты‑то как поживаешь? Не переживаешь, что Серены нет рядом?