— Перед тем как уехать из Петербурга, мой брат помог предотвратить надвигавшийся мятеж.
При этом не вполне уместном напоминании о восстании императорской гвардии Софья раздраженно поджала губы. Как верно заметила недавно ее мать, политика в России всегда была делом мутным, добрый десяток тайных обществ при поддержке иностранных держав замышляли свергнуть императора при первой же возможности, но предательство собственной армии стало для Александра Павловича настоящим ударом в спину. Ударом, от которого он так и не оправился.
— Вы правы, сей прискорбный инцидент действительно имел место.
— Я бы сказал, более чем просто прискорбный.
Почувствовав в его словах скрытый укол, она решительно вскинула голову.
— В Англии достаточно людей, которые хотели бы устроить переворот.
Ее резкий тон заставил его улыбнуться.
— Верно. Но я всего лишь интересовался настроениями в Петербурге.
— Обычные настроения, насколько я могу судить.
— Царь вернулся из путешествия?
Почему он спрашивает об этом? Только ли из праздного любопытства? Или тут что-то более серьезное?
— Когда я уезжала, он еще не вернулся, но сейчас, полагаю, уже в столице. Вообще-то император не извещает меня о своих передвижениях.
— По словам моего брата, император вообще редко ставит кого-то в известность о своих планах.
— Вы правы, к сожалению. У вас какой-то особенный интерес к царю Александру?
Лицо его вдруг посуровело, голос прозвучал жестко, с безошибочной ритмикой предупреждения.
— Мне нравится Александр Павлович, но у него есть привычка втягивать моего брата в рискованные предприятия каждый раз, когда это отвечает его интересам.
Софья растерянно моргнула.
— Если я правильно понимаю, лорд Саммервиль больше не состоит при императоре?
— Так оно и есть.
Так его это беспокоит? Что царь прислал ее в Суррей только для того, чтобы заманить лорда Саммервиля в Россию?
С трудом сдержав вздох облегчения, Софья торопливо поднялась.
— Мне нужно вернуться в Хиллсайд, пока леди Саммервиль не стала беспокоиться.
— Но вы еще не выбрали книгу, — напомнил Стефан, также поднимаясь из кресла.
— Как-нибудь в другой раз. Женщине в ее положении нельзя волноваться.
— В положении? — нахмурился Стефан. — В каком еще положении? Так Брианна рассказала вам…
— Не совсем так, но догадаться вовсе не трудно, если… — Она не договорила и прикусила язык. Надо же, чуть было не проболталась, что бедняжка Брианна страдает по утрам от тошноты.
— Получается, проницательный здесь не только я один.
— Дело вовсе не в проницательности. — И зачем она только поддалась на уговоры матери? Зачем согласилась выполнить это безумное поручение?