Полковник обернул руку чистым носовым платком, снял трубку. Кончиком ручки набрал номер…
Щелчок соединения. Не рано, не поздно — можно надеяться, что не слушают. Чай не УГРО — ну чего ИДН укрывать?
— Сухорукова. Это Алексеев — назвал он свой псевдоним, который после выхода на пенсию стал его настоящим именем.
Нужного человека нашли быстро…
— Константин? Это Алексеев, здравствуй, дорогой… Чего у тебя там так бахает? А, понятно… Тут, рядом с тобой, в солнцевском ГУВД парнишку мордуют. А пацаненок дельный, молчит…. И не наблатыканный по виду, можно еще с ним поработать… Как нашел? А как я тебя нашел?… Сам же говорил, людей совсем нет, вот и оторви задницу от стула… Товарищ Дзержинский в свое время сам самолично беспризорниками занимался. А сейчас никому ни до чего нет дела. Развели бардак… Да, в Солнцевском. Добро…
Старик положил трубку. И снова — стал стариком.
Солнцево начиналось здесь…
Озлобленные пацаны рабочих окраин. С детства никому не нужные кроме уголовников, вербовавших себе пристяжь. Да пары чудаков — энтузиастов, старавшихся слепить из пацанов что-то дельное. С волчьим молоком всосавшие, что в мире не правды, а есть только сила. Ненавидящие чистенький центр, который вот — рукой подать — но не ухватишь. Видящие колбасу на прилавках, югославские сапоги и финские куртки из-под полы, таксистов в джинсе и с карманами, полными пятихаток. И видевшие своих родителей — серых от усталости, по-крестьянски покорных судьбе, живущих от получки до получки и копящих на стиральную машину. Они не хотели так жить, им нужно было все и сейчас. И они сбивались в стаи. Все — сильнее одного. Ты на общество харкнешь — оно утрется, общество на тебя харкнет — утонешь. В некоторых школах — учителя боялись заходить в старшие классы.
Пробитые в драке головы уже не считали. Девчонки в десятом делились на личнух — это те, которые под кем-то конкретно лежат, обычно под главарями и долбежек. Долбежка — это общая девчонка, ее трахают все, кому не лень и не спрашивая согласия. В драках сходились уже сто на сто. Кто не при делах — того могли избить кто угодно, защиты не было. Нападали на взрослых. В окраинных районах Москвы за отказ отдать кроссовки могли запросто пропороть пикой — жизнь дороже. В Москву ездили на электричках — «одеваться», что значило грабить прохожих, чья одежда понравилась и была впору. Контролера, который попросил билет — выкинули в дверь на полном ходу. Все большую и большую моду приобретал обмен одеждой — поношу и отдам. Кто отказался — либо слыл жмотом либо били. Сначала — взятое на время отдавали. Потом и отдавать перестали.