Алмаз Чингисхана (Городников) - страница 19
Вернувшись к входу в храм, он ничем не выказал удивления поведением Мещерина. Тот вполне пришёл в себя и быстро выходил ему навстречу, явно стараясь увести из храма, закрывая собою полумрак угла противоположной стены и развороченную там кладку под обвисшим телом пригвожденной стрелой змеи. Платка в его руках не было.
Красные зарницы осветили вытянутые облака на западе небосклона, и начали опускаться сумерки. Мещерин подходил к освещенному весёлым пламенем костра привалу, не заметив, как потерял Бориса, – тот неслышно отстал и призраком растворился за склоном холма. Мещерина это обстоятельство слегка озадачило, но не надолго, мысли его были заняты другим.
За сумерками наступила прохлада вечера и светлой ночи. После ужина усталые стрельцы быстро затихли, разлеглись на плащах и скоро уснули под россыпями низких звезд, которые гляделись в зеркальную гладь речки и не могли наглядеться.
Ночь дарила прохладу, пока не брызнул лучами, не заалел восток. Вот-вот должен был показаться овал солнца. На серо-голубом небе не осталось ни облачка, что предвещало опять день жаркий и душный. Возле тихой речки дремали лошади, пофыркивали и вздыхали, как будто во сне видели пастбища с зелёной и сочной травой. Серые угли костра еще дымили, напротив них сидел, опирался в полудрёме о своё ружье стрелец-часовой. А за спиной часового, в походном небольшом шатре блекнущий огонь свечи продолжал отбрасывать на полог неясную тень единственного, кто бодрствовал, Мещерина. Однако ничто не тревожило покой отряда, и некому было задаваться вопросом о причине бодрствования царского посланника.
Полог серого шатра был плотно задёрнутым. Мещерин сидел на украшенном серебряной чеканкой седле, бездумно уставившись воспаленными после бессонной ночи глазами на разостланный в ногах платок и золотую плашку на нем. Потускневшая, с множеством необъяснимых царапин, как если бы с ней обращались крайне небрежно, плашка двенадцатью равными гранями да знаками, которые были на обратной стороне, заключала в себе какое-то сообщение. Но прочесть это сообщение мог только посвящённый в смысл царапин и знаков. Мещерин, в который уже раз, положил ее на ладонь, осмотрел и перевернул. На обратной стороне отчетливо различался знак ли, символ в виде непонятного китайского иероглифа, и значительно меньший по размерам рисунок напоминал свинью. Знак иероглифа занял середину плашки, а рисунок теснился к одной из двенадцати граней...
Вопль ужаса растерзал тишину, и Мещерин вздрогнул, задел рукой и опрокинул свечу.
Зажав плашку в ладони, он с пистолетом в другой руке выступил из шатра и остановился. Вскочившие стрельцы хватались спросонья за оружие, потом бежали к бывшему на часах товарищу, который в ужасных мучениях корчился на земле, шевелил ногой потухшие угли. Румянцев высвободил из ножен саблю, она чикнула о песок, разрубила пополам уползающую от тела часового большую змею.