Джозеф дернулся к PPG, но этот телепатический штурм был даже сильнее, чем предыдущий. Он попытался повернуться настолько, чтобы увидеть человека у себя за спиной. И остолбенел.
Это был монстр, выглядевший практически как на фотографиях, разве что лицо его было спокойным и ясным. Его темные глаза были тронуты не гневом или безумием, но безмолвной меланхолией. Он поднял PPG.
– Я замаскировал фальшивку той первой атакой. Как я и говорил, все просто. И вот вы доставили меня на ваш корабль. Благодарю.
Джозеф почувствовал, как его рука подбирается к оружию. Он мог сделать это снова. Он мог…
– Я убью тебя грязно… – сказал монстр и хмыкнул, будто это был не вздор, а шутка. Затем все вспыхнуло зеленым и что-то горячее садануло Джозефа в грудь, и он почувствовал огонь у себя во рту.
Альфред Бестер рассмотрел мертвеца и выстрелил еще раз, в голову. Лучше перебдеть, чем недобдеть. Затем он быстро двинулся по коридору.
Их товарищ Кортес был уже мертв в результате разрыва сердца и лежал на дне шахты. Согласно тому, что он вытянул из Бигэя, оставалось только двое, оба П12. Он оглянулся на тело и горестно покачал головой. Почему они упорно посылают за ним этих детей? Может быть, другие двое представляют собой нечто более серьезное?
Но нет. Десять минут спустя он выбросил за борт в космос четыре тела, демонтировал маяк транспорта и сел обдумывать, куда бы он хотел направиться.
Майкл Гарибальди проснулся с сухостью во рту, затуманенным зрением и серьезным чувством дезориентации. Он разлепил один глаз и увидел мигающий красный свет. Он сопоставил это с настойчивым "бриииип", прервавшим его сон, но не смог врубиться, что это означает.
Он сел, и его тело запротестовало. Это было до тошноты знакомое чувство, он надеялся, клялся и молился, что никогда больше его не испытает.
– Господи… ты, глупый… – он говорил сам с собой. Плохой симптом. Он не мог вспомнить пьянку, даже просто выпивку, но провалы в памяти у него как раз случались.
Его сердце колотилось. Он не мог сделать этого снова. Не мог.
Затем подробности предыдущего дня стали возвращаться. Он вспомнил утро, заполненное копанием в бумагах, ланч с тем директором Amtek, затем теннис с тем же хлыщиком – чтоб ему тоже пусто было. Еще копание в документах, звонок Лизы, которая была по делам на Земле, кинофильм с дочкой, другой фильм – без нее, затем сон.
Он перебрал все. Выпивки не было.
Шум не прекратился, но наконец он осознал, что это. Это был сигнал срочной связи, который означал нечто важное. Часы серьезно и бесшумно сообщали ему, что было 5 часов вечера марсианского стандартного времени, 15 февраля 2271 года. Словно земные месяцы имели какое-нибудь значение на Марсе. Разве не разрабатывали какой-то закон на этот счет? Пять часов?