К середине и концу XIX века в России сложилась довольно странная ситуация. С одной стороны, мы видим небывалый расцвет предпринимательства и меценатства. «Вестник промышленности» в 1858 году писал:
«ЗапросвРоссиипреимущественнонамашиныиразногородамеханическиеорудияувеличивается»
. Английские механические заводы Манчестера и Ньюкасла были почти исключительно заняты исполнением заказов для русского производства и частных компаний. При этом быстрыми темпами налаживалось и производство собственных машин. А о масштабах благотворительной деятельности свидетельствовал в 1856 году известный историк Михаил Погодин:
«Нашикупцынеохотникиещедоистории:онинесчитаютсвоихпожертвованийилишаютнароднуюлетописьпрекрасныхстраниц.Еслибысчестьвсеихпожертвованиязанынешнеетолькостолетие,тоонисоставилибытакуюцифру,какойдолжнабыпоклонитьсяЕвропа».
К 1900 году только в Москве производилось больше пожертвований, чем в Париже, Берлине и Вене, вместе взятых. Федор Шаляпин с восхищением писал:
«Объездивпочтивесьмир,побываввдомахбогатейшихевропейцевиамериканцев,долженсказать,чтотакогоразмаханевиделнигде».
О высоком православном духе этого предпринимательства говорят и удивительные примеры твердости честного купеческого слова, и письма, и завещания детям. Вот, к примеру, слова, сказанные знаменитым купцом Василием Ивановичем Прохоровым на смертном одре:
«Любитеблагочестиеиудаляйтесьотхудыхобществ,никогонеоскорбляйтеинеисчисляйтечужихпороков,азамечайтесвои,живитенедлябогатства,адляБога»
. Об одном из представителей династии Прохоровых писал Константин Николаевич Бестужев-Рюмин:
«Купецпорождению,новдушевышевсякоговельможи...Примиданьотменя,почтеннейшийчеловекПрохоров,тыпомирилменяслюбезныммоимОтечеством...тыкрасарусскогонарода,другчеловечества.Продолжайблагодеяниясвои».
Или, к примеру, Лаврентий Иванович Беляев (дед знаменитого оптинского старца), он отвергал любое лукавство в делах:
«Язавсюмоюжизньникогданикогонеобманулниразу,аделомоешловсегдалучше,чемудругих»
.
Но, с другой стороны, мы наблюдаем совершенно негативное отношение общества к предпринимательскому сословию. Отчасти об этом можно судить по великой русской классической литературе. Как известно, богатым в ней очень и очень не повезло. Как на подбор изобилует она купцами-самодурами, представителями «темного царства». Дикой и Кабаниха, Хрептюгин и Коробочка, Лопахин и Гордеев — даже фамилии, выбираемые Островским, Салтыковым-Щедриным, Гоголем, Чеховым и Горьким для своих героев, показывают уже степень неприятия этих людей авторами. Прочитав пьесу Островского из жизни купечества «Свои люди — сочтемся», цензор Михаил Александрович Гедеонов с неподдельным удивлением отзывался: