- Удивительные вы люди, приходится только восхищаться вами. Несколько дней назад были на краю гибели, сегодня поёте и говорите о полётах, стремитесь снова вернуться к своей небесной работе. Загадочные у вас души, они фанатично преданы небу: - размышлял вслух, глядя на нас, полковник Иванов. Была полночь, когда нас развели по палатам. Впервые мы проспали часов по10 -12 не чувствуя боли.
В полдень, следующего дня, полковник навестил каждого из нас, спросил о самочувствии и сказал: - Вот, теперь я вижу, вы приняли свой вид, особое напряжённое выражение лица покинуло вас, и вы быстро пойдёте на поправку.
- Непонятно только одно, откуда весь госпиталь знает, что вечером лётчики разбившегося самолёта гуляли!
- Наверно, товарищ полковник, мы громко пели, вторили мы ему.
- Ну и пусть все знают, какие мужественные и крепкие парни эти лётчики - заявил он.
Мы были окружены вниманием не только служащих госпиталя. Нас навещали, приносили подарки, фрукты жители деревень, между которыми мы приземлились, и как потом оказалось, мы приземлились в нескольких сотнях метров от костёла. Как они говорили: « Вас спас Бог». Гостями были корреспонденты газет и радио, представители местной власти. Только работники нашего посольства не спешили навестить нас. Они пришли только тогда, когда Чешские следователи объявили, что нашей вины нет. Так уж у нас было, а вдруг виноваты лётчики, а мы их героями делаем.
В родном Шереметьево после месячного пребывания в Чехословакии нас тепло встретили представители командования, товарищи, коллеги, родные и близкие.
Многие мои коллеги, знакомые, предлагали мне уйти с лётной работы, так как можно было получить хорошую пенсию после такой аварии. Но меня звало небо. Я считал, что пока есть здоровье и сила я должен летать, только летать. И это стремление летать позволило мне ещё одиннадцать лет заниматься своей любимой работой.
В заключение хочется сказать: - то, что произошло 17 ноября 1990 года повторить, и остаться экипажу невредимым, невозможно. Даже если будут прекрасные метеоусловия, не будет дыма в кабине и всё будет исправно. Это невозможно сымитировать и на тренажёре, где нет такой психологической нагрузки как на самолёте. Просто нельзя учесть все факторы, которые сложились в положительную сторону и помогли мне и моим коллегам сохранить жизнь. У нас был только один спасительный шанс из бесчисленного множества трагических. Этот шанс, остаться в живых, был наш.
Возможно, судьба наградила меня этим шансом за то, что лётному делу я отдавался целиком и полностью, всё остальное было второстепенным.