Жить в суровой сибирской тайге по доброй воле отправлялись очень немногие. Когда же рабской рабочей силы не стало, правительству пришлось выплачивать огромные субсидии, чтобы отапливать эти новые города, перевозить их продукцию и убеждать население оставаться жить в этих местах. Когда же Советский Союз рухнул, субсидии начали иссякать, люди стали уезжать, и состояние экономики Сибири становилось все более бедственным».
Не будем придираться к мелочам: принудительный труд в громадных городах— это, безусловно, новое слово в исследованиях по советской истории; Центральная Азия и Сибирь — все-таки немножко разные районы, и, как, спрашивается, города, построенные в Сибири, могли осваивать «пустынные просторы Центральной Азии»? Но не будем, повторяю, придираться к мелочам, оценим высказывание в целом. Вы чувствуете, к чему клонит посланец туманного Альбиона? «Там, где какая-нибудь американская компания разбила бы поселок для горняков, были построены громадные города», — вот в чем главное преступление советского режима. Как посмели? Кто разрешил? Кто дал русским право разрабатывать несметные богатства Сибири, да еще строить там города всерьез и надолго? Эдак, глядишь, американским компаниям, а вкупе с ними и англичанам, ничего не достанется. Ну, разве не преступление?.. Славу богу, что после распада Советского Союза закончилось это безобразие, говорит нам сэр Родрик.
Между прочим, сам он очень хорошо устроился при новой российской власти. Бывший английский посол возглавил одно из отделений «Дойчебанка» и стал большим человеком в России, ведущим деятелем авиакомпании «Волга — Днепр». Авиационные заводы в Ульяновске, как можно понять из сообщений прессы, попали под «плотный патронаж» Р. Бретвейта. Весной 2001 года он осматривал свою вотчину, и в Ульяновске его встречали по высшему разряду: по слухам, сэру Родрику подали персональный пароход и катали по Волге; столы ломились от пудовых осетров и серебряных ведер с икрой, а цыганский хор, как водится, грянул: «К нам приехал, к нам приехал Родрик Бретвейт, дорогой!..».
Я рассказал об этой теплой встрече просто так, к слову о проклятой советской власти, не допускавшей «какую-нибудь иностранную компанию» к национальным богатствам России. Вот либералы, — это другое дело, поэтому всякие нападки на них и на законы либерального типа вызывают у Бретвейта прямо-таки ненависть. При этом он не щадит никого, от него достается, в частности, Толстому с Достоевским:
«Достоевский и Толстой считали, что жажда «справедливости», свойственная русским, выше, человечней и нравственно чище, чем формальное и равнодушное уважение к «Закону» на Западе. Они высмеивали попытки русских либералов ввести гуманную юридическую систему. При этом они не объясняли, почему абстрактная русская жажда справедливости порождала в реальном мире так много вопиющей несправедливости».