– Ладно, слушай сюда, и, возможно, сегодня мы ограничимся одним воспитательным подзатыльником. Меня направил к тебе мой достопочтимый дедушка, да продлит Аллах его годы, аминь…
– А… так ты пришёл учиться?! – прозрел без пяти минут мулла. – Что же ты сразу не сказал, о необразованный? Твой уважаемый дед наверняка наслышан о том, что никто не читает Коран лучше меня, недостойного! Но я приложу все силы, чтобы обучить тебя грамоте, счёту, врачеванию, составлению гороскопов и даже…
– Притормози. Во-первых, у меня такое ощущение, что чистописание я и без тебя знаю, а открывать в Багдаде поликлинику с полисами медстрахования вообще дело гиблое. Видел я, как один умник на базаре лечил от зубной боли какого-то сельского простофилю – всучил ему обычную дорожную пыль под видом импортного порошка и содрал четыре монеты… С таким врачеванием только и жди, когда в тюрьму заметут. Нет, меня прислали совсем по другому делу…
– Какому же?
– Надо, образно выражаясь, насовать мух в плов вашего эмира.
Ходжа схватился за сердце и рухнул навзничь.
– Ну, это несерьёзно… это ты поторопился… это ты зря… – сочувственно прогудел Оболенский, присев и легко приподнимая несчастного за грудки. – Рабинович, подсоби!
Рабинович (а именно так беззаботный Лев окрестил украденного ослика) тут же процокал вперёд и повернулся задом, обмахивая малахольного домулло кисточкой хвоста.
– Напарник, ты уверен, что твой крик слышали соседи? Можешь дать стопроцентную гарантию? Отлично, мы сработаемся… Главное, чтобы любой честный мусульманин в районе двух кварталов в обе стороны подтвердил наличие угнанного осла на частной территории некоего Насреддина. Мешки с товарами я уже разложил в художественном беспорядке, так что осталось вызвать стражу. Или предоставим эту возможность нашему негостеприимному хозяину? Смотри, смотри, сейчас очнётся и будет лаяться…
Ходжа дернулся, открыл глаза и жалобно застонал:
– Изыди с глаз моих, злокозненный сын шайтана! Бесстыжий кафир! Бесхвостый дэв! Белая обезьяна, лишённая не только шерсти, но и мозгов! Я скорее умру, чем помыслю о причинении малейшего вреда нашему достойнейшему правителю…
– М-да… надо же, как меняются люди… – задумчиво протянул Оболенский, вставая с колен и разжимая руки. Приподнятый Насреддин опрокинулся назад, больно треснувшись затылком об утоптанную землю. – А ведь когда-то был неподкупным голосом народа, другом бедноты, отчаянным пересмешником и борцом с угнетателями. О нём слагались песни и легенды, простой люд в чайхане и на базаре рассказывал друг другу его анекдоты о глупом бае, жадном визире, трусливом султане… Люди ему верили! Возлагали большие надежды и считали честью угостить его лепёшкой, пусть даже последней в доме…